Детство под ударами болезней, тонкая чувствительность, которая вызывала у него сны, похожие на галлюцинации, экзальтация в юности, уверенность в том, что у него есть призвание, которое он должен исполнить: так началась жизнь Модильяни. В этом начале есть все элементы, из которых создается миф: хрупкое тело, нервозность, обостренная чувствительность, мессианское призвание и интуитивное предчувствие своих будущих произведений. Как уже было сказано, Венеция, Рим и Флоренция потрясли его и стали необходимыми этапами на пути к живописи. К обретению отваги для живописи. К решению быть живописцем. Он чувствует, что в его душе, как росток в семени, возникает желание создать что-то такое же великое, как работы тех мастеров, чье творчество он изучал в городах, где жил. Такое, как создали мастера сиенской школы, которыми он восхищался. Такое, как мадонны Джованни Беллини, одновременно отрешенные и плотские, тела куртизанок Карпаччо, расслабленные и чувственные. Уже в 1903 году он думает о поездке в Париж, который тогда был столицей современного искусства, которое переместилось туда из Вены, его самым ярким очагом искусства, его бурлящим центром. Молодой художник поддерживает свои силы женскими ласками, наркотиками и в первую очередь алкоголем. В это время они возбуждают его, придают ему силы, наполняют неистовой дикой энергией. Он еще не осознает, к каким ужасным последствиям его приведут эти средства поддержки, и не предвидит, какие катастрофические разрушения произведут внутри его. Пока Модильяни остается в Венеции и продолжает свое посвящение в живопись. Он постепенно становится самобытным художником, не похожим на других, и все больше осознает, что лишь искусство способно дать ему возможность на мгновение ощутить красоту. Он дает Гилье удивительные уроки жизни, и они противоречат тому образу Модильяни, который сохранится в памяти потомков. «Посылаю тебе отсюда, – пишет он, – из моего сердца, такого сильного в эту минуту, дыхание жизни, потому что, поверь мне, ты создан для напряженного бытия и для радости». Очевидно, что эти слова он относит и к себе самому, а Оскара Гилью считает своим двойником, своим близнецом. Когда он пишет Гилье, он обращается к себе самому и мощно провозглашает свой символ веры: «Твой долг – никогда не истощать себя в самопожертвовании. Твой истинный долг – спасти свою мечту». «У красоты тоже есть права, которые причиняют боль, но создают самые прекрасные движения души». «Имей священный огонь (я говорю это тебе и себе»). «Утверждай себя и всегда превосходи себя». Все эти советы звучат трагически для того, кто знает, какая жизнь ожидает Модильяни в Париже. Однако они подтверждают, что он верил в свои мистические способности и в то, что его вдохновляет сверхъестественная сила. В это время он много читает сочинения иллюминатов, эзотерические тексты, а позже вспомнит несколько секретов, которые ему открыл дед, и вместе с поэтом Максом Жакобом станет разбираться в смысле древнееврейских текстов. Иррациональность, мистика, духовное пламя, сжигающее душу, – принципы, которые уже раздувают огонь творчества и которым Моди скоро станет следовать. Когда он уедет из Венеции завоевывать Париж, эти принципы будут его боевыми доспехами. Выходя из Венеции, как он говорил, «выросшим», он представлял себя Медузой «со множеством голубых змей и огромными глазами цвета морской воды, в которых душа теряется и возносится в бесконечность». Чего он ждет от Парижа? Как он представляет себе свою жизнь в этом городе? В каком расположении духа готовится встать лицом к лицу с этой столицей искусств, второй Веной, которая перетасовывает все карты, бросает художникам новые вызовы, разыгрывает новые ставки?
Париж