Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Это были годы блуждания по разным местам. Модильяни жил иногда в гостиничных номерах, иногда в хижинах из дерева и железа. Порой обитал в самовольно заселенном доме, например в бедном квартале «Маки»; эти городские закоулки еще были очень похожи на описания старого Парижа, каким он был до перестройки под руководством Хаусмана (их изобразил Жорис Карл Гюисманс в своих реалистических романах). Жил он и в Бато-Лавуар, что значит «Корабль-прачечная» – ветхом доме, имевшем по какой-то странной причине форму корабля и состоявшем, как улей, из маленьких комнат-ячеек, в которых обитали художники и те, кто останавливался в Париже проездом. Еще были комнаты, сдававшиеся помесячно, мастерские, в которые Модильяни поспешно въезжал, а потом покидал их, были семейные пансионы, скромные помещения, предоставленные друзьями (в их числе знаменитый доктор Поль Александр, его благодетель). Модильяни, вокруг которого складывается легенда о гордом богемном артисте-алкоголике, ходит по Монмартру и Монпарнасу и в равной степени счастлив в обоих кварталах. Свою нищету он не считает падением, потому что по-прежнему верит в счастливую звезду. Злоупотребление коноплей вначале укрепляет его оборону, сохраняет его «я», делает более возвышенными планы и честолюбивые стремления. Пагубные последствия этого пристрастия проявились позже, в 1917–1918 годах. Вначале Амедео занимается скульптурой и вместе с несколькими друзьями по ночам ворует камни с площадок, где сносят дома, или шпалы со строящихся железнодорожных путей. Эти шпалы – длинные куски дубовых стволов, и такой материал заставлял молодого скульптора изображать лица так, как это делал Бранкузи (знаменитый французский скульптор-абстракционист румынского происхождения. – Пер.),

который стал его другом и познакомил с примитивным искусством. Удлиненные, с миндалевидными глазами лица, непроницаемые, полностью обращенные внутрь себя. Он занимается также живописью и дарит в обмен на то, чтобы его несколько раз накормили, свои записные книжки, заполненные рисунками – силуэтами обнаженных женщин. Его здоровье не становится лучше, он часто выглядит бледным и истощенным, а успех все не приходит. Это было время сомнений и время отчаяния, которое он прогонял пьянством и гашишем. Сохранилось много его описаний, относящихся к тому времени: Вламинк, Кокто, Макс Жакоб, друзья-итальянцы вспоминали, как видели его силуэт, когда он бродил по Монмартру или сидел на уличной скамье, сгорбившись и держась за Утрилло, такого же пьяного, как он, бормоча какие-то неразборчивые фразы или кабацкие песни. Но под этим образом в молодом живописце жил тот Модильяни, который видел, в каком упадке находится, и продолжал поиски красоты и искусства – старался решить задачу, которую выбрал для себя еще в детстве. Женщинам не удавалось заглушить в его душе ни боль, ни ощущение несчастья. Они проходили одна за другой через его менявшиеся мастерские – молодые натурщицы, которых он нанимал на улице за несколько су и которые заканчивали сеанс позирования в его постели. Слова о натурщицах – не штамп, который могли бы использовать в своих романах Золя или братья Гонкур. Такова была действительность Монмартра, мятежного революционного поселения, помнившего об осадах, которые он выдержал в предыдущем веке, и видевшего, как посреди лабиринта его крутых улочек поднялась базилика Сакре-Кёр. Святое и отвратительное, красота на мольбертах в глубине мастерских и ужасающая нищета. Моди любит эти контрасты и эти отражения. Его не интересуют ни деньги, ни слава. Главное – писать картины. Писать, работая на износ до самой смерти.