По словам Владимира Борисовича, в начале осени 1941 года руководство внешней разведки срочно потребовало от всех своих зарубежных резидентур ставить в известность Центр о планах врага и союзников по изготовлению не совсем понятного для Москвы атомного оружия. И первыми на этот приказ откликнулись, правильно, Дональд Маклейн и Джон Кернкросс. Маклейн уже в сентябре 1941-го сообщил: центр по реализации атомного проекта перемещается в США. Англия остается в числе главных разработчиков, но основные события будут развиваться в Соединенных Штатах, куда отправятся ученые-физики со всего мира. Это позволило Москве оценить обстановку и сосредоточить усилия по добыче атомных секретов из американского города Лос-Аламоса.
Кернкросс тоже не подвел. Не мудрствуя лукаво передал без всяких комментариев секретный доклад своего шефа лорда Хэнки о возможности создания в ближайшие несколько лет атомной бомбы.
Но не только это в сообщениях Маклейна привлекло внимание товарища Сталина. Его заинтересовал похищенный и переснятый англичанином отчет Форин Оффиса об отношении лично к нему главы польского правительства в изгнании Владислава Сикорского и министров его кабинета. Москва поначалу поддерживала отношения с осевшим в Лондоне генералом. А тот нелестно, грубо отзывался о дядюшке Джо, позволил себе усомниться в высказанном Советами заверении об убийстве польских офицеров в Катыни немцами. И Сталин тут же порвал с Сикорским. Возможно, именно секретный документ от Маклейна навел Иосифа Виссарионовича на мысли о двуличии главы польского правительства, заставил задуматься, с кем будет Польша в послевоенном мировом устройстве.
Есть все основания полагать, что именно после разведсообщения Маклейна всякое доверие к генералу Сикорскому и его подкармливаемому англичанами окружению у Сталина пропало.
Руководитель советской внешней разведки Павел Фитин постоянно переправлял важнейшие документы, передававшиеся «Кембриджской пятеркой», трем адресатам: Сталину, Молотову, Берии.
Эти донесения ценили, несмотря на то, что порой московские аналитики разведки высказывали недоверие «пятерке». Уж слишком ценной, суперсекретной, по их мнению, была поставляемая информация. Не двойные ли агенты гонят ее в Центр?
И все же еще во время Великой Отечественной войны советское правительство в знак благодарности «положило» пятерым британцам пожизненную и по тем временам достойную пенсию. Все пятеро, узнавшие об этом от своих лондонских кураторов, высокую честь отвергли. Все вместе и каждый по отдельности подтвердили в личных письмах, что работают не за деньги. А Гай Берджесс вовсе оскорбился, сочтя унижением саму возможность предположить, будто он рискует головой из-за каких-то фунтов.
Далее, в марте 1944 года последовала работа в Вашингтоне: Маклейн — первый секретарь британского посольства. В целях безопасности его псевдоним «Генри» сменили на «Гомера». Чтобы поддерживать связь с ценным агентом, осенью этого же года за ним в США отправился его лондонский куратор. Бдительный Маклейн старался резко ограничить круг своего с ним общения. Он вообще терпеть не мог смены связников, предпочитая работать только с людьми, пользующимися его полным личным доверием и не вызывающими раздражения командирскими замашками. Увы, иногда попадались и такие. Их по просьбе ценнейшего источника меняли.
И Маклейн, на которого возлагалось столько надежд, как всегда не подвел. Не ирония судьбы, а успех разведчика «Гомера»: в посольстве он курировал вопросы атомной энергии. Ему было поручено координировать усилия ученых Британии и США по созданию атомной бомбы. Вел работу столь тактично и умело, что руководители американского «Манхэттен прожект» относились к нему с не меньшим уважением и доверием, чем соотечественники из «Тьюб эллойз прожект». А что уж говорить о московских друзьях, души в «Гомере» не чаявших. В Москве знали всё или почти всё о политическом, военном и чисто техническом содружестве англосаксов. У Маклейна появился доступ к переписке и протоколам бесед «Капитана» (псевдоним Рузвельта) и «Кабана» (естественно, Черчилль). Это Маклейн первым передал в Центр сведения о плане американцев и англичан разделить послевоенную Германию на разные оккупационные зоны.
Не особенно сведущий в физике Маклейн сумел передать и чисто техническую информацию об уране, используемом в производстве атомной бомбы. В этой области американские ученые явно опережали британских коллег, славившихся знанием теории. Благодаря Маклейну паритет был достигнут и с англичанами, и, что более важно, с русскими.
Дональд быстро продвигался по карьерной лестнице. В 1948 году в 35 лет, небывало раннем возрасте для консервативного Форин Оффиса, Маклейна отправляют советником британского посольства в Каир.