Каюсь, но и я, долгие годы пытавшийся разобраться в немыслимых хитросплетениях советской атомной разведки, внес свою постыдную лепту в эту покрытую мраком историю. В одной из статей еще до его ухода из жизни публично «похоронил» Соколова-Клода.
Юрий Сергеевич сам позвонил, представился, принял мои запоздалые извинения, и мы познакомились. Знаете, что поражает в людях той, к сожалению, уходящей, а если откровенно, то уже полностью ушедшей когорты? Они, будто на подбор, скромны, интеллигентны. Не совсем уверены, что уже можно рассказывать, а чего никогда нельзя. И еще весьма небогаты. Офицерская пенсия плюс крошечные блага, никаких сбережений. Но при этом гордость за свою профессию — не выставляемая напоказ, однако весьма заметная.
К Соколову и его супруге я ездил на самый край Москвы в Теплый Стан. Он шутил: «Увидите у конечной остановки автобуса самый последний дом в конце улицы — мой». Из окна видны были подмосковные леса. Иногда выходили на балкон. Он любил вдохнуть полной грудью. Тяжело заболел, но сумел победить даже инсульт. Вернулся на работу. А трудился, готовя юную поросль последователей — своих и Абеля. Потому не рискну назвать конкретное место его работы, которое именовалось весьма специфически.
Юрий Сергеевич всегда принимал радушно. Иногда, попросив выключить магнитофон, вспоминал эпизоды заведомо запретные, припоминал друзей, своих коллег, которые навсегда так и останутся безымянными. А жалко: они заслужили известность и почет. Но Соколов обязательно предупреждал, что «это ни в коем случае не для печати».
Натура тонкая, отличный рассказчик, из которого не нужно выцарапывать детали клещами, Соколов немало писал. Показывал мне свои стихи, всегда посвященные коллегам. Редактор этой книги полковник Игорь Прелин добавил в рассказ о Юрии Сергеевиче еще одну, как он сказал, «фишечку». На праздничных, но все равно сугубо закрытых вечерах чекистов звучали со сцены стихи Соколова. Их великолепно читал атомный разведчик, будущий Герой России Анатолий Яцков. С ним, оперативный псевдоним Джонни, Соколов работал в зарубежье. Оба были связаны с Моррисом и Лоной Коэн.
Где-то в архивах Службы внешней разведки есть и его, не решаюсь назвать написанное книгами, откровенные воспоминания. К сожалению, полковник сознавал: все это для сугубо служебного пользования, никогда и ничего из написанного рассекречено не будет.
Иногда позванивал мне домой. С ним было интересно говорить на любую тему. Таких величают интеллектуалами. Он прожил долгую жизнь, не выходя из тени. Но есть же на свете светлые люди! С ними легко всем. Обидно, конечно, что недополучил полковник славы, но так сложилось.
Святой был человек… Уж сколько лет, как ушел, а вспоминаю его почему-то все чаще и чаще.
Может, и не удалось мне рассказать о Юрии Сергеевиче всего, что знаю и чего бы так хотелось. Ловлю себя на том, что его интонации были более искренни и задушевны, нежели то, что получилось на бумаге. Но чего никак нельзя, то нельзя. И мне, рассказчику, приходится мириться с тем, на чем настаивал связник полковника Абеля.
Что ж, Марку — Абелю — Фишеру было с таким связником спокойно.
— С 1947-го по 1952-й. У меня был дипломатический ранг — третий секретарь. Сначала консульство, потом перевели в представительство СССР при ООН. Столько годков — и без всяких отпусков.
— Да, сегодня это кажется невероятным. Но тогда было так. Оглядываясь назад, анализируя прошлое, чувствую удовлетворение. И, не сочтите за нескромность, полное. Начало было захватывающим. Пусть огромное напряжение, риск, но положительные результаты давали радость, уверенность. Если что-то удавалось сделать, значит, все усилия не зря.
— Серьезнейшие. Достаточно много интересных людей, от которых я получал материалы по тому же атому. А когда и в СССР наши взорвали свою бомбу, интерес все равно не угас: дело совершенствовалось, ученые двигались уже к бомбе водородной, возникал трудный вопрос о средствах доставки оружия массового поражения.
— Они мне достались от предшественников. А кем они были и есть сегодня, говорить не буду. Меньше всего наши помощники нуждаются в газетной славе.
— Хорошо. Например, в Штатах я работал с Моррисом и Лоной Коэн. Имена в нашем мире известные.
— Слово «шпион» здесь грубо и неуместно.