— Какая форма, господь с вами. Никогда в жизни. Хотя нет, всего несколько раз при съемке на удостоверения в связи с повышениями в звании. На Конференции мне приходилось встречать и провожать некоторых высокопоставленных людей из английской делегации. Однажды встретил и привез во Дворец дочь Черчилля Сару. В другой раз дочь Гарримана — был такой посол США в России, потом достиг в Штатах высоких постов, был очень близок к Рузвельту, стал его ушами и глазами. Так вез я Сару из Ялты в Алупку, и она, любознательная, всем интересовалась, спрашивала. Были мы неплохо подкованы, отвечали на все вопросы, и я удостоился комплимента от дочки премьера. Она мне запомнилась моложавой миловидной дамой, приятной в общении. И фанаберии — никакой. А когда ехал встречать, немножко волновался. Но знаете, мы были готовы тут же всем гостям помочь, быстренько все устроить. Оперативной работы, как таковой, настоящей, практически никакой — у меня уж точно. Но плотное общение, контакт, обеспечение безопасности — стопроцентное. Ялта — это вам не Тегеран 1943-го, когда на тех же руководителей трех держав-союзниц немцы во главе с бандитом Скорцени пытались устроить покушение. Но вдруг и в Крыму что-то случится — диверсанты какие, недобитки, оставленные немцами, или просто неосторожность, разгильдяйство. И мы были начеку.
— Бог миловал — ни разу ничего похожего. Время от времени подходили ко мне члены английской делегации, были среди них и военные в высоких чинах. Просили: а нельзя ли посмотреть Алупку, местечко живописное. И мы обязательно устраивали экскурсию. Я как-то даже возил британского генерала, который потом меня долго благодарил. Но разговоры шли только о местных красотах. Все так наедались Конференцией, решавшей послевоенную судьбу Европы и определившей зоны оккупации Германии союзными войсками, что о делах старались хотя бы на короткое время забыть, отвлечься. Ну, и просьбы поступали соответствующие, проходили протокольные мероприятия… Я о той работе вспоминаю с удовольствием. Вот он — опыт живого общения, он мне здорово пригодился.
Был и еще один своеобразный ознакомительный эксперимент. В конце 1945-го, уже после войны, ездил в Лондон в составе белорусской делегации на Всемирную конференцию демократической молодежи. Ну а в мае 1947 года я отправился в США, но через Париж.
— Конечно, ибо Париж — лишь точка и короткая остановка на пути в Штаты, куда меня послали в первую долгосрочную командировку.
В Париже предстояло встретиться с двумя разведчиками, моими предшественниками, до того работавшими в США. Мне повезло — то были Семенов Семен Маркович и Яцков Анатолий Антонович. Оба работали с Коэнами. Сначала встреча с Яцковым в посольстве СССР, потом с Семеновым. Такое везение — оба прекрасные люди, выдающиеся разведчики. Столько совершили — я перед долгой командировкой читал их донесения в Центр, всегда думал: как же только можно так много успеть. Личные дела — увесистые, переписка — внушительная. Поэтому о их методах, привычках я знал многое.
— Да, меня готовили серьезно. И счастье — долгие беседы с ними в Париже. Они старательно и исключительно добросовестно стремились как можно глубже посвятить меня в смысл будущей работы. Ничего не таили. Так что о Лоне и Моррисе я узнал из уст их ближайших друзей.
— Сознательно. Так и есть.
— Меня предупреждали в Центре, подготовили к ней, чтобы не тратить драгоценного времени на ненужные вопросы. Только наиболее важное, сплошная конкретика. Понимаете, избежать, обойтись без этих бесед в Париже было невозможно. Все шло естественно, тщательно. И два аса, по существу, благословили меня на деятельность в нью-йоркской резидентуре. Это было первое и наиболее важное мое благословение.
— Да, помощь Абелю нужно было ускорить, он в ней нуждался.
— Всевозможную. Дожидаться связников-нелегалов? Потеря времени. И решили, что без связи через посольство тоже не обойтись. Я как-то в резидентуре услышал разговор двух своих начальников. И один из них, Владимир Барковский, который работал по линии научно-технической разведки, рекомендовал нашему резиденту использовать в этом сложном деле Глебова.
— Глебов, как и Клод, это тоже я. Эти имена не я изобрел. Со мной не согласовывали, сказали только: ты будешь называться так.