Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец

Построившись плотной колонной, крестоносцы мечами и копьями прокладывали себе путь к завалу из камней, на который с другой стороны карабкались по лестницам воины Людовика и Фридриха Швабского. Сарацины швыряли сверху на христиан камни, пускали стрелы, метали дротики… Судя по множеству убитых и раненых сельджуков, битва здесь шла уже не один час.

Русичи, находившиеся в голове колонны крестоносцев, очутились в самом пекле сражения.

Щит Василия ударами вражеского топора был пробит в двух местах. Наконечник сарацинского копья распорол ему скулу, из которой лилась кровь прямо на кольчугу. Сельджукские храбрецы падали один за другим от быстрого буслаевского меча, но павших тут же сменяли другие азиаты, напиравшие на крестоносцев густым потоком.

Ребристые островерхие шлемы, повязанные белыми чалмами, густо теснились на всем пространстве узкой дороги, стиснутой по краям отвесными скалами. Грозно сверкал лес из поднятых сабель и копий. Горбоносые, черноглазые, с узкими бородками и черными изогнутыми бровями, блестевшие белками глаз и белизной зубов, лица сарацин рябили перед взором Василия. Свирепый клич «Аллах акбар!» резал ему ухо.

– Вот черти узкоглазые! – выкрикивал Василий, яростно орудуя мечом. – И откель их столько набежало! Так и лезут напролом!..

– Напросился, так и напляшись! – сердито ответил Василию сражающийся рядом Потаня.

В какой-то момент колонна крестоносцев замерла на месте, казалось, христиане вот-вот подадутся назад под мощным напором сельджуков. Василий и его соратники изнемогали под вражеским натиском, громоздя грудами трупы врагов, отсекая руки и головы.

Внезапно над завалом из камней взвилось знамя герцога Швабского. Немецкие крестоносцы отряд за отрядом начали вваливаться внутрь укрепления сарацин. Воины султана оказались между двух огней. Теперь сарацины сражались уже не за победу, но за собственную жизнь.

Перед Василием в гуще сельджуков мелькнуло знакомое юное лицо с тонкими усиками и большими миндалевидными очами, засверкал как будто виденный им ранее позолоченный шлем со звездой на острие шишака. Где он мог видеть этого молодого воина?

Воспоминание озарило Василия лишь в тот момент, когда он оказался лицом к лицу с обладателем золоченого шлема.

Абу-Малик!

Сын султана тоже узнал новгородца и невольно опустил саблю, видя, что и Василий не решается напасть на него. Глаза их встретились. Долгое мгновение эти двое глядели друг на друга, забыв про бушевавшую сечу вокруг них.

– Не зевай! – гаркнул над ухом Василия Фома, метнувший топор в Абу-Малика.

Сын султана свалился с раскроенным черепом.

В сердце Василия будто вогнали стальное жало! Из его горла вырвался отчаянный протестующий вопль. Василий рванулся к упавшему Абу-Малику, но напоролся на вражеские копья.

Битва закончилась почти полным истреблением сарацин. Оставшихся в живых воинов султана крестоносцы взяли в плен.

Никогда еще Василий не испытывал такого странного чувства, похожего на отвращение к самому себе. Друзья поздравляли его с победой, его славили приближенные Людовика и Фридриха Швабского, а у него перед глазами стоял мертвый сын султана с залитым кровью лицом.

Устав от восхвалений и обругав подвернувшегося под руку Фому, Василий ушел к горной дороге, заваленной мертвыми телами, и отыскал тело Абу-Малика. Василий стоял там в одиночестве, забыв про боль ран, и горячие слезы катились по его щекам, смывая кровь и пот.

Уже в сумерках Василия разыскал Потаня.

– Кто такие все мы? – обратился к побратиму Василий, размазывая слезы по лицу. – Куда мы идем?.. За что бьемся насмерть?..

– Есть вещи выше нашего понимания, Вася, выше жалости и сострадания, – тихим голосом молвил Потаня. – Чтобы ответить на твои вопросы, придется вспомнить муки Христа, тяжкую смерть первомучеников и кучу черепов христиан под Никеей.

– Я не хотел убивать Абу-Малика, – хрипло произнес Василий, – а Фомка, негодяй, порешил его топором. Зачем?.. За что?..

– Война ломает людей, друже, – сказал Потаня. – Кто-то черствеет сердцем, а кто-то словно заново рождается. Эти слезы очистят твою душу, Вася.

В начале февраля войско крестоносцев спустилось с гор в прибрежную область Памфилию и подошло к городу Атталии. Памфилией владели византийцы, которые еще при отце императора Мануила отбили эту стесненную горами приморскую равнину у сельджуков.

В Атталию прибыли послы царя Тороса, владеющего Армянской Киликией. Послы заявили Людовику, что царь Торос находится в мире с иконийским султаном, поэтому он не может пропустить через киликийские горные проходы войско крестоносцев, дабы не рассердить сельджуков.

– Твое войско, государь, навоевавшись в Азии, рано или поздно вернется в Европу, а нам здесь жить бок о бок с сельджуками, – сказали армянские послы Людовику.

– Но армянский царь – христианин, как и я! – возмутился Людовик. – Почему он отказывается от моей дружбы, предпочитая дружбу врага христиан?

– У армян в обычае дружить с соседями и родственниками, – ответили послы. – Волка поймет тот, кто побывает в волчьей шкуре.