Легенды и предания Шотландии

Юноша и его сестра росли и становились очень красивыми. Изогнутые брови, чистые голубые глаза, искренний и веселый нрав брата сделали его популярным среди молодых женщин долины. А сестра пользовалась ничуть не меньшим вниманием молодых людей. На ярмарках и на танцах, свадьбах и гуляньях всякий считал себя счастливым, удостоившись ласкового взгляда или прикосновения ее нежной руки. О ней, как и о других шотландских красавицах, пели песни. И хотя легенда повествует только о ее брате, деревенские менестрели сделали все, от них зависящее, чтобы достойно воспеть ее очарование и доброту.

Но только искусство менестрелей и любовные песни не оказывали должного влияния, когда речь шла о завоевании ее внимания. Она признавала только тех юношей, которые нравились ее брату. Очевидно, в тот час, когда близнецы появились на свет, у них возникло такое чувство близости умов и сердец, которое ничто и никто не мог уничтожить. И если она, как царица-девственница у бессмертного поэта, шла «в раздумье девственном, чужда любви»[27]

, ее брат Эльфин тоже казался бесчувственным к чарам самых очаровательных прелестниц долины. Он вспахивал поле, собирал урожай, прыгал, бегал, дрался, пел и танцевал, и все это делал более умело и изящно, чем все остальные юноши долины. Когда же в сумерках его сверстники разбредались на любовные свидания, он оставался в одиночестве, не замечая томных взоров красавиц. Юноша казался счастливым, только когда сестра была рядом. Ему нравилось проводить время с ней, а она любила проводить время с ним или с животными и птицами. Девушка допоздна ухаживала за своей маленькой отарой, а рано утром снова спешила к ней, причем ею руководила вовсе не забота о хорошей шерсти, если, конечно, речь не шла о том, чтобы сшить новую одежду для любимого брата. Просто девушке нравилось проводить время в компании братьев наших меньших. Дикие животные – олени и зайцы – редко убегали при ее приближении. Птицы не покидали гнезд и не прекращали песни, когда она находилась рядом. Такое доверие внушали уверенность и невинность юной девы.

Как-то летом, примерно через три года после того, как брат и сестра остались сиротами, благодатный дождь очень долго не удостаивал своей милостью землю: листва пожелтела, трава на склонах холмов выгорела, а река Корри обмелела и стала похожа на небольшой ручей. Пастухи погнали свои отары на низменные болотистые участки, а в камыши пришли косари с серпами, чтобы заготовить там пищу для скота. Овцы сестры были постоянной заботой Эльфина; днем он выгонял их на самые влажные пастбища и находил для них самые лучшие травы и часто следил за ними ночью, когда отары, искушаемые сочной росистой травой, легко разбредаются и их надо охранять от лисы. В этих ночных бдениях он часто перегонял их через Корри, поскольку в местах бродов воды было не больше чем по щиколотку; он позволял овцам освежиться в воде и пощипать траву, которая росла у самой кромки. Все это время на землю не упало ни капли дождя, а в небе не появилось ни облачка.

Однажды вечером, когда ее брат ушел с отарой, Феми сидела на пороге дома, прислушиваясь к доносившемуся издалека блеянию овец и приглушенному расстоянием шуму вод Корри, теперь едва слышному. Ее глаза, уставшие смотреть на привычный изгиб дороги, по которой должен был вернуться Эльфин, обратились к небольшому прудку, в котором тускло отражались далекие звезды. Пока она смотрела, мерцание постепенно становилось все ярче и ярче, пока не превратилось в ослепительную иллюминацию. Луч света метнулся с одного берега на другой и неожиданно принял форму человеческой фигуры, которая поднялась по берегу и проскользнула мимо нее в дом. Фигура была так похожа на ее брата, что девушка вскочила и побежала в дом, уверенная, что увидит его на обычном месте. Не найдя его, она почувствовала, что ее охватил ужас, который появление подобного видения редко не вселяет в сердца людские, она издала пронзительный крик, настолько громкий, что его было слышно в Джонстон-Бэнк, расположенном на другом берегу Корриуотера, и лишилась чувств.

Никто не знает, сколько времени Феми Ирвинг оставалась без сознания. Утро уже перешло в жаркий день, когда живущая по соседству девушка нашла ее сидящей в старом кресле и белой как мрамор. Ее роскошные волосы, о которых она всегда заботилась, в беспорядке лежали на лбу, плечах и груди. Девушка тронула ее за руку и поцеловала в лоб, они были холодными словно лед. Ее широко открытые глаза были устремлены на пустой стул брата, и в них застыло выражение, свойственное людям, увидевшим призрак. Она не чувствовала присутствия постороннего человека и просто сидела, не двигаясь и уставившись в одну точку. Девушка, встревоженная ее видом, сказала: