Легенды крови и времени

– Я не прядильщик и не физик, однако при тех знаниях, какие у меня есть… сомневаюсь, чтобы индивидуальные воспоминания одного человека… точнее, одного вампира, смогли бы серьезно повлиять на весь пространственно-временной континуум, – тоном университетского профессора произнес Мэтью.

– Ты так считаешь? – Я подошла к нему, схватилась за ярко-зеленую нить воспоминаний, свисавшую с него несколько дней подряд, и слегка дернула. – А что ты скажешь сейчас? – Я натянула нить туже, и у Мэтью округлились глаза. – Не знаю, чт'o у тебя случилось и когда, но эта нитка торчит из тебя уже который день. И начинает меня доставать. – Я отпустила нить. – Не надо тыкать мне в лицо физикой. Наука не отвечает на все вопросы. – (У Мэтью дрогнули губы.) – Конечно, ты можешь продолжать в том же духе. Посмеяться над моими словами. Не думай, что я разучилась видеть иронию… Кстати, что не дает тебе покоя все эти дни? – спросила я, со вздохом садясь в кресло.

– Да вот все думал, чт'o стало с лошадью, которую я потерял в битве при Босворте, – задумчиво ответил Мэтью.

– Лошадь? И только?! – воскликнула я, всплеснув руками.

Судя по яркости нити, я ожидала, что дело касается тайны, до сих пор вызывающей у Мэтью чувство вины, или кого-то из его бывших возлюбленных.

– Только не размышляй о несчастной лошади в присутствии Филиппа, иначе и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в тысяча четыреста восемьдесят пятом году. И не на поле битвы, а в гуще зарослей терновника.

– Это была замечательная лошадь, – пояснил Мэтью, присаживаясь на подлокотник кресла. – И я совсем не смеюсь над тобой, mon coeur. Я просто удивлялся, как далеко ушли мы от тех времен, когда я верил, что ненавижу ведьм, а ты думала, что ненавидишь магию.

– Зато жизнь тогда была проще, – сказала я, хотя порой и та жизнь казалась мне сложной и запутанной.

– И куда менее интересной. – Мэтью поцеловал меня. – Наверное, тебе больше не стоит будоражить эмоции Маркуса. Подожди, пока они с Фиби вновь соединятся. Не всем вампирам хочется заново навещать свои прошлые жизни.

– Наверное, я сделала это неосознанно. Но я же чувствую: Маркуса что-то тревожит. Что-то, оставшееся нерешенным.

С тех пор прошли десятки лет, однако прошлое не желало отпускать Маркуса.

– Воспоминания вампира не подчиняются линейной хронологии, – пояснил Мэтью. – Это хаотичная груда вроде тех, что сороки устраивают из украденных вещей. Веселое и грустное, светлое и темное собраны там в один громадный комок. Возможно, тебе не удастся вычленить причину подавленности Маркуса. Или ты не сможешь понять, почему он переживает из-за какого-то пустяка.

– Мэтью, я еще и историк, – напомнила я мужу. – Я каждый день стараюсь понять причины событий прошлого.

– А Филипп? – спросил Мэтью, изогнув бровь.

– Позвоню-ка я Саре. Они с Агатой сейчас в Провансе. Уверена, она даст толковый совет по части воспитания ведьм.

Чтобы насладиться прекрасной погодой, ужинали мы за старым обеденным столом на башенной платформе. Я уписывала за обе щеки приготовленную Мартой жареную курятину с овощами из нашего огорода: нежным латуком, перченой редиской и сладчайшей морковкой. Мэтью откупорил вторую бутылку вина, чтобы им с Маркусом было приятнее коротать остаток вечера. Выйдя из-за стола, мы расселись возле котла, куда вместо воды были положены дрова. Едва вспыхнул огонь, в темное небо устремились вереницы искр. Башня замка Ле-Ревенан превратилась в маяк, видимый за много миль.

Довольная ужином, я поудобнее устроилась в кресле. Мэтью и Маркус обсуждали совместную работу по генетике гоминидов. Их неторопливый разговор тек непринужденно, что сильно отличалось от манеры современных ученых, помешанных на соперничестве. У вампиров было предостаточно времени на обстоятельные исследования. Им не требовалось торопиться с выводами. Результатом таких особенностей был честный обмен мнениями. На меня это действовало вдохновляюще.

Дрова в нашем импровизированном костре догорали, а мне становилось все яснее, что Маркус охвачен новой волной острой тоски по Фиби. Красные нити, связывающие Маркуса с миром, превратились в розовые. Всякий раз, когда он думал о любимой, на нитях появлялись оранжеватые вспышки. Обычно я не замечала мимолетных узелков на ткани времени, но эти бросались в глаза. Маркуса снедала неизвестность. Никаких звонков из Парижа не поступало. Пытаясь его отвлечь, я предложила Маркусу рассказать о его собственном превращении из теплокровного в вампира.

– Решение, естественно, остается за тобой, – сказала я. – Но если ты считаешь, что разговор о прошлом тебе поможет, я буду рада послушать.

– Даже не знаю, с чего начать, – признался Маркус.

– Хэмиш всегда советует начинать с конца, – произнес Мэтью, потягивая вино.

– Или можешь рассказать о своем происхождении, – сказала я, предлагая банальную альтернативу.

– Как у Диккенса? – негромко усмехнулся Маркус. – Глава первая. Я родился. Так?