Легенды о проклятых. Безликий

Еще в первый день, когда Мадам лично решила отмыть в лохани грязного заморыша, ее руки отнюдь не невинно касались моего сморщенного члена, не знавшего женской ласки, пока он не вырос в ее ладонях. Расширенные, от удивления, глазки Аглаи загорелись, и она приняла решение. Потом, спустя время, когда научила меня всем извращенным штучкам, и я яростно вколачивался в ее рот, удерживая Мадам за волосы, она кричала, что я своим орудием ее когда-нибудь разорву, размазывая слезы боли и наслаждения по щекам. Мне нравилось и в тот же момент я себя ненавидел, особенно когда кончал в ее лоно, в котором до меня побывали тысячи или в ее рот. Мадам не скрывала, что рано или поздно меня начнут покупать не только женщины, и она продаст, не задумываясь, но я старался об этом не думать, хоть к горлу и подступала тошнота, когда представлял себе, как один из постоянных клиентов будет остервенело меня трахать, а потом заплатит этой рыжеволосой шлюхе за мой девственный зад. Аглая говорила, что меня ждет великое будущее с моими синими глазами, крепким красивым телом и большим членом, которым я научился правильно пользоваться благодаря ей, естественно. На ее взгляд сие счастье заключалось в количестве клиентов, которых, благодаря рекламе, у меня становилось все больше. Особенно когда чума и война уносила жизни сотен молодых мужчин. Я, пятнадцатилетний, искушенный в любви, как сам дьявол, становился для них чуть ли не полубогом. Они готовы были платить столько, сколько скажет Мадам.

Впрочем, мне пригодились ее уроки, спустя много лет, веков, я творил в постели такое, о чем приличные женщины даже не подозревали, а их мужья не знали и четверти способов удовлетворить своих жен из тех что знал и умел я. В женском теле не осталось ни одной загадки, ни одного отверстия где бы я не побывал в полном смысле этого слова. Мне нравился жесткий секс, я доминировал и меня за это любили. Юнец, способный заставить орать от боли и удовольствия, я придумывал изощренные пытки и выполнял их самые темные желания. Я любил брать их боль, любил по-настоящему, а они это чувствовали и платили за свой страх. Вот такое детство получилось, благодаря моему папочке.

К шестнадцати годам я привык к этому образу жизни к беспрерывному сексу. Я приносил Мадам немыслимую прибыль, я оправдал все ее надежды и никогда не отлынивал от «работы», в обмен на это Аглая все еще не приводила мне клиентов мужчин. Вне гласный договор. Пока золото сыпалось ей в руки, как из рога изобилия, она не искала претендентов на мой упругий зад.

До того момента, пока я не заговорил о том, что хочу получить часть моей прибыли и уйти. Аглая уговаривала остаться, она обещала несметные богатства, предлагала войти с ней в долю со временем, но я чувствовал, что задыхаюсь мне нужно было идти дальше, я созрел для мести, мне уже исполнилось восемнадцать, а я видел в жизни столько, сколько не влезет в десять томов энциклопедии разврата. Я перетрахал сотни тысяч женщин, я выпил немыслимое количество алкоголя, я пресытился и чувствовал себя грязным. Мне хотелось на волю. В нормальный мир, я устал быть шлюхой. Тем более насильно меня до сих пор никто не держал, и я отказал ей.

В жизни все совершают ошибки, а я…я, твою мать, сам по себе ходячая ошибка природы, с вывернутыми понятиями о благодетели и пороке. Мы ошиблись оба. Я, когда отказал ей, а она, когда продала меня сразу пяти клиентам, рассчитывая проучить или, что я сдохну после группового насилия. Я не сдох. Я выжил, потому что когда последний из них кончил мне на исцарапанную, искусанную, исполосованную кнутом спину, я убил его.

Не сразу, спустя пару часов, когда очнулся в собственной крови, с заплывшими глазами, разодранным задом и охрипший от криков. Они тоже совершили ошибку, оставив меня в живых при этом даже не покинув заведения Мадам Аглаи с которой продолжили приятный вечер, распивая вино и играя в кости.

Обезумевший, с какой-то отчаянной пустотой внутри я вспарывал им глотки тесаком и наслаждался их агонией. Наверное, так впервые проснулся зверь, жаждущий крови, задолго до моего обращения. Я сжег проклятый бордель и бросился бежать, слабый, истекающий кровью, без копейки за душой, но с таким опытом, которому мог позавидовать старец. Я повидал все пороки, всю грязь и дно этого проклятого мира, возможно уже тогда во мне осталось мало человеческого. Я избавился от иллюзий, жалости и сострадания как от ненужного балласта.