Когда последние звуки песни растаяли в небе, Элен обернулась к стоявшему за ее креслом Румилю. Он исчез, а через минуту вернулся, держа в руках пурпурно-красную розу. Княгиня взяла ее, поднесла к лицу, поцеловала нежный лепесток и бросила цветок певцу. Он поднял розу и спрятал под плащ. Передав арфу старику и ободряюще ему улыбнувшись, юноша еще раз поклонился княгине и исчез в темноте. Элен хотела остановить его, но не успела. Заиграл старик, и княгиня, прислушавшись к горьким словам песни, забыла о Хенгеле. Нищий пел:
Как только он замолк, со всех сторон послышались недовольные возгласы:
— Зачем этого оборванца сюда пустили?
— Такие песни не к добру!
— О небо, какие лохмотья!
— И это в Аэрэлин!
— Какое неуважение, какая дерзость!
Старик, слушая гневные окрики, озирался вокруг. Он был растерян и испуган таким неласковым приемом. Элен неприятно поразили его трясущиеся морщинистые руки. Она строго спросила:
— Откуда ты взял эту песню?
Старик помолчал, а потом глухо, еле слышно пробурчал:
— Слышал в приграничных районах.
— Вот как? Что-то не верится, чтобы такие песни пели у нас в Раэноре.
Неожиданно он поднял голову, и из-под седых косм блеснули вызовом глаза:
— А чем твой Раэнор лучше других земель? Нищих и бродяг здесь ровно столько же, сколько и в других местах. Так почему бы им не сложить песню о своей несладкой доле?
— О, да ты дерзок! И откуда же забрел к нам? Судя по твоему говору — издалека.
— Из-за приморских гор.
— А здесь тебе что нужно?
— Ничего. Мне вообще ничего не нужно, княгиня. И твоей жалости тоже.
Элен невольно улыбнулась. Ее позабавила дерзость безумного нищего. Снова отдав распоряжение Румилю, она продолжала разговор: