Легенды Раэнора

И той, что в тяжелых водах плыла,

Тропинка выгнулась хрупкой дугой,

Будто дождь из стекла.

В дробящемся желтом круге луны

На ровной, как зеркало, глади вод

Лесник увидал (не сбываются ль сны?),

Что к нему колдунья идет.

Юна и прекрасна, как вишня весной,

Но, как сизый туман поутру, неверна,

В волшебном танце кружась над волной,

Ему улыбалась она.

Лесник в изумленьи забыл про страх,

Про то, что опасен колдуньи взгляд,

Про то, что из тех, кто плутал здесь в лесах,

Никто не вернулся назад.

Отбросив в сторону верный лук,

Не в силах противиться власти чар,

Он слышал лишь пенье да сердца стук -

В нем любви запылал пожар.

Грустя о своей одинокой судьбе,

Колдунья звала лесника за собой.

И, полный сочувствия к страстной мольбе,

Он шагнул на диск золотой.

Она поцелуй подарила ему,

Допьяна напоила забвенья вином.

По хрустальной дорожке ушла на луну

С околдованным пением лесником.

Гости притихли. С лица княгини сошла веселая улыбка. Она задумчиво наблюдала, как во тьме под красивую мелодию танцевали ласково мигающие огоньки фонарей. Ей вдруг стало грустно. Причин для печали не было, наоборот, сегодня сбылось все, чего она желала. Но сердце жгло предчувствие беды. В ней вновь пробудился дремавший долгие годы страх.

— Княгине понравилась баллада? — услышала она голос арандамарца.

— Да. — Она взглянула в его глаза и удивилась: в них тоже была печаль. Осторожно взяв ее руку в свои ладони, Хаггар запечатлел на ней нежный поцелуй. Элен вздрогнула, ощутив тепло его губ. Ее щеки покрылись румянцем. Совершенно растерявшись, она в смущении отвернулась, но руки не отняла.

Пир продолжался. Гости вовсю веселились, кушанья сменяли одно другое, вино лилось рекой. Со своего места поднялся альв Ингольд, друг Талиона, взял в руки арфу и запел:

Вздыхает старый клен,

В который раз прощаясь

С смертельно осенью больным

Листом в багрянце.

Теряет сына он.

А тот, к корням спускаясь,

С другим листом кружится

В тихом танце.

Когда замерли сладостные звуки, со всех сторон раздались восторженные крики. Едва они смолкли, как загремел голос грима:

— Ну, раз уж альвы спели, то нам и вовсе стыдно молчать!

Его слова потонули во взрыве хохота. Невозмутимо выждав, пока смех стихнет, он продолжал:

— Мы тоже хотим вспомнить сегодня землю наших предков. Даже у холодного алмаза есть душа, так и у грима есть сердце, которое помнит и не хочет забывать.

По его знаку музыканты заиграли, и гном запел:

Единого волей в начале времен

Весь мир погружен был в диковинный сон.

Дремали долины с поникшей травой,

Заснули лавины над горной тропой.

И гримам в пещерах подземной страны

О золоте звезд снились дивные сны.

Это была Песня Пробуждения. Один за другим присоединяли к ней гримы свои голоса, пока не загремел над полем их мощный хор. Длинная легенда не утомляла слушателей, ведь певцы исполняли ее страстно, стремясь рассказать о Праотце гримов Бронде и его подвигах, о подземных городах Запада, их прародине, о доблести и богатствах, утерянных навсегда. Но вот песня кончилась. Пока слушатели благодарили гримов, на поляну перед столами вышли двое: юноша в скромной одежде горожанина и старик в лохмотьях. Хаггар сразу же узнал его, это был нищий с площади. Княгиня удивленно спросила у советников:

— А это кто такие?

Ей ответил Мэллор:

— Госпожа, этот юноша победил сегодня в состязании менестрелей. Его имя Хенгель, он раэнорец, сын садовника Рутмарка из Грейля. А старику позволили прийти сюда по его просьбе. Они оба хотят петь для тебя.

Элен милостиво улыбнулась:

— Ладно, пусть поют.

Мэллор кивнул юноше, не спускавшему глаз с княгини, и тот, чуть покраснев, взволнованно произнес:

— Я дарю эту песню тебе, госпожа!