чертовой матери. Встретите сильного — бейтесь до последнего танка на том рубеже, до
которого сумеете его отбросить. Ваша главная задача — не допустить гитлеровцев к
переправе у Калача.
Он помолчал и закончил:
— Всю ответственность за последствия принятого решения я беру на себя. Целью врага,
несомненно, является Калач. От Калача прямой и кратчайший путь к центру Сталинграда.
— А что Четвертая танковая? — спросил Москаленко.
— Четвертая не успевает, она подойдет только через двое суток. Ждать нельзя, — ответил
Василевский. — Главный удар падает на Первую.
Полковник Родин прилег прямо на земле, сунув под ухо свернутую шинель. Нужно
отдохнуть хотя бы полчаса.
Ему казалось, он знает «в лицо» каждый из своих танков: восемьдесят восемь
тридцатьчетверок, шестьдесят Т-70 и тридцать Т-60. И почти у каждого что-нибудь да
барахлит. Восполнить недостатки техники совершенством личного состава невозможно —
почти все танкисты новички, даже не бывшие еще в бою.
— Из штаба! — Дежурный, разбудивший полковника, выглядел виноватым.
— Давай. — Родин взял трубку и откашлялся.
Голос Москаленко звучал отчетливо, ясно:
— Заправьте танки горючим. Обеспечьте боеприпасы. Немедленно по готовности
выдвигайтесь на позиции.
Родин ответил «так точно». Встал, пригладил волосы, плеснул в лицо холодной воды.
— Командиров бригад — ко мне, — приказал он дежурному.
Из штаба армии скоро доставили приказ. Мда, такое и написать-то непросто, а уж
выполнить!.. Переправляться через реку предстояло под непрерывным огнем, под
бомбами вражеских самолетов. И едва оказавшись на западном берегу — тотчас вступать
в бой.
— Наступать будем с трех ночи, чтобы хотя бы вражеская авиация нас не достала, —
приказал Родин.
Слышно было, как плещет вода. Черная южная ночь скрывала людей и машины. Родин
ждал.
Мигнула лампочка полевого телефона.
— Перебрались! — доложил связист.
— Пусть занимают позицию и обеспечивают переправу другим подразделениям, —
приказал полковник.
И снова мигнула лампочка.
— Наш третий батальон на марше атакуют пятнадцать танков противника и мотопехота
на семи машинах!
— Бабенко! — крикнул Родин. И когда подполковник явился, приказал: — Возьмите
тридцать тридцатьчетверок и выручайте третий стрелковый. Иначе перебьют их немцы.
Остальные — за Дон. Действуйте.
В двух с половиной километрах от переправы загремел бой.
Наступало утро.
— Докладывайте. — Родин был бледен от недосыпания. Хотелось самому сесть в танк и
отправиться в бой.
— Первый танковый батальон переправился и с ходу атаковал противника. — Голос в
телефонной трубке звучал хрипло. — Враг отброшен от переправы. Под прикрытием
танков два стрелковых батальона заняли назначенный им рубеж и удерживают его.
— Немцы?
— Огонь сильный, бомбят.
— Пусть полковник Лебеденко со своим батальоном обойдет рощу справа по низинке и
врывается в нее с тыла, — приказал Родин. — Выбьем оттуда врага.
...Командующий моторизованной дивизией генерал-лейтенант Шлемер был мрачен.
Ему прислали подкрепление, но он считал, что этого мало.
— Русские совершенно озверели, — он смотрел в бинокль. — Их атака чрезвычайно
сильна. — Он покачал головой. — На что они рассчитывают? Мы вернем переправу!
Встречный бой навязан им на крайне невыгодных условиях. И потом — наша авиация
безусловно господствует в воздухе!
— О, я понимаю, почему они бросают все новые и новые силы! — начальник штаба 52
армейского корпуса генерал-майор Дерр с трудом сохранял достойное арийца
спокойствие. — Они нас задерживают у Kalatsch с определенной целью: им нужно
выиграть время. Пока мы связаны сражением, они эвакуируют Сталинградские заводы,
готовят город к обороне. Это умно!
— Русских много, как муравьев, — сказал Шлемер. — Они могут жертвовать таким
количеством людей.
— Да, но могут ли они также жертвовать таким количеством танков? — возразил Дерр. —
К середине дня они потеряли, по предварительным подсчетам, около шестидесяти танков.
А мы — двадцать семь.
— Каковы будут приказы? — спросил Шлемер.
Дерр вздохнул:
— Переходим к жесткой обороне. Против русских танков использовать все! Даже
средства ПВО!
Переправлялись последние советские части танковой бригады.
Уже темнело. «Немец боится ночного боя», — подбадривали себя командиры.
Напрасно! Одна за другой повисли светящиеся авиационные бомбы, и черные тени
немецких самолетов пронеслись низко над землей. Они начали бомбить потонный мост.
Им отвечали советские зенитные батареи. Но переправа остановилась.
— Товарищ полковник, тридцать вторая мотострелковая переправиться не сумела!
Полковник Родин отмахнул рукой: