Лейтенант с одной жизнью

А вот старший лейтенант почему-то согласился с этим. Это вполне может быть. Клинцов Сергей, так звали солдата, был гимнастом, перворазрядником, с детства занимался этим видом спорта и на турнике крутил такие сальто, что уму непостижимо, как он мог на трех пальцах удерживать свое тело, делая на брусьях «мельницу» в десять оборотов. Но с тем, что он занимался карате, Васнецов не согласился, уж больно для этого у Клинцова заторможены движения.

– Ты бы видел, какие у него бицепсы, маленькие, четко выраженные, как у скульптуры, ясный день, – высказался он. – Ничего не скажешь, гимнаст. А то, что мог свернуть шеи пленным, вполне согласен, хотя нет, он незлой. – Старший лейтенант задумался и продолжил: – У него в отделении за три месяца погибли три товарища, все бы сейчас готовились к осенней демобилизации, ясный день. Напоролись на мину, всех в клочья разнесло. Вот так, ясный день! Потом собирали их остатки по частям, даже когда укладывали их части тел в гробы, могли перепутать, чья нога, чья рука. – Иван стер с лица набежавшую слезу.

Валентин отвернулся, чтобы не смущать старшего лейтенанта: в такую ситуацию ему еще не приходилось попадать, а потом спросил:

– Теперь нас с тобой, Вань, затаскают на допросы по потере пленных?

– Вполне может быть. Перетрясут всех. Журналы-то посмотрел?

– Сделаны на высоком уровне, цветные. Почти на каждой странице – фотографии окровавленных военных и комсомольских билетов, наших убитых солдат, испуганных афганских детей, пленных солдат. Сайдудулаев перевел некоторые тексты… Такое впечатление, что это – заготовки, только изменены имена и фамилии. На боевые, когда идем, всем же, насколько знаю, запрещено носить с собой документы, а значит, военные и комсомольские билеты тоже. Так?

– Верно, – согласился с ним старший лейтенант. – Выходит, врут. Берут комсомольские билеты, печатают, потом их дырявят, обливают тушью, и… – Он вдруг замолчал.

– Пулями в сердца, – закончил за него Стеклов.

Солнце расплавилось, от его последних угольков шел еще яркий свет, а вот самого шара уже не было, спала и жара. Камни не были ни горячими, ни холодными, значит, температура здесь, на высоте, ниже, чем там, у подножия скал, градусов так… Валентин поежился и снова посмотрел на солнце, ища тот самый оставшийся последний уголек на вершине скалы…

– Ха-ха-ха! – рассмеялись невдалеке от него солдаты, о чем-то переговаривавшиеся между собой.

Стеклов глянул на них и подумал: «А где же Каплин и Сайдудулаев? Ни того, ни другого нет с ними рядом. Где же они?»

Хотел было привстать, но удержался – с той скалы, где они вчера убили душмана-пулеметчика и нашли на ее вершине хорошее «гнездышко» для часового, к ним быстро шел парень. Высокий, как Сайдудулаев. Это оказался действительно он, значит, Каплин сменил его на посту.

– Что, Самид, как дела? – встретили его солдаты.

– Та! – отмахнулся тот, подошел к Валентину и, приложив руку к каске, доложил: – Товарищ лейтенант, ефрейтор Сайдудулаев закончил нести караульную службу. За время несения службы движения душманов не обнаружил.

– Ты лучше про землетрясение расскажи, – послышался чей-то злорадный голос, и все дружно засмеялись.

– Ладно, Самид, перекуси и отдыхай, – улыбнулся лейтенант и поинтересовался: – Что там за землетрясение?

– Так, ничего, ну, что с них взять? – махнул рукой ефрейтор.

– Ладно, иди!

И Самид, недолго думая, пошел к солдатам и устроился среди них.

Слушая их пустые разговоры, шутки с легкими упреками, Валентин снова расслабился и почти задремал, но тут же встрепенулся – скоро смена постов, нельзя спать.

Зато Иван Васнецов сладко спал, свернувшись в клубочек. «Нужно посмотреть, жив ли? – подумал Стеклов. – А то мало ли, если на рассвете какая-то тень добралась до пленных и сломала им шейные позвонки, то и днем это сделать не так трудно: все отвлечены своими заботами». Он поднялся и приблизился к старшему лейтенанту. Оказывается, не так уж крепко спал Иван. Он мгновенно открыл глаза и, резко посмотрев на Валентина, спросил:

– Что там?

– Все нормально, Ваня, спи! – поднял ладонь вверх лейтенант.

– Разведи ребят, проконтролируй сержанта и не отпускай никуда радиста. Мало ли что? И Жженов что-то молчалив стал, посматривай за ним, не шпионит ли, ясный день. В пятнадцать ноль-ноль поднимешь меня, потом сам поспишь.

– Есть! – кивнул ему Стеклов.

И старший лейтенант, положив голову на свой бронежилет, снова задремал…

Валентин обернулся к солдатам. Некоторые уже крепко спали, и, чтобы никого не разбудить, он махнул Самиду подбородком, мол, нужно поговорить.

Ефрейтор быстро поднялся с места, и они отошли в сторону.

– Чего они тебя там достают? – спросил Стеклов.

– Да выдумали, что это я тех пленных на рассвете поубивал.

– А это не ты?

– Пусть Аллах меня накажет, если я вас обманываю!

– И все же, что за землетрясение было и когда?

– А что, не было его? – вопросительно посмотрел на лейтенанта Самид.

– Вроде нет, – мотнул тот головой.

– Значит, товарищ лейтенант, мне показалось. А то вдруг земля как задрожит, я поднялся, и все, больше ничего не помню.