Лексикон света и тьмы

Г как Голуби, они летают над Фалстадом, иной раз вытягиваясь в небе над полями в танцующий волнообразный строй.

Г как Гул, Гомон и Голоса, которые доносятся до твоей камеры, когда лагерные охранники, свободные от смены, напиваются и гуляю за полночь. В голосах появляется лёгкость, и звучит смех, заставляя тебя вспоминать детство, когда у родителей бывали гости и ты вот так же, лёжа в кровати, прислушивался к голосам взрослых, а они звучали иначе, чем обычно, веселее и звонче.

Так же и немецкие охранники. Иной раз ты ухватываешь суть анекдота и улыбаешься, почти непроизвольно, а потом отворачиваешься к стене и проваливаешься в сон.

Г как Гавань для подводных лодок, «Дора», которую Гитлер планировал соорудить в Тронхейме. Немцы не успели её достроить, но через несколько лет после войны, по достоинству оценив крепость стен, бетонную громаду переделали в госархив. Я параллельно изучал историю «Доры», детство Риннана и разбирался с загадками семейной истории. Почему забрали именно тебя? Только из-за того, что ты пересказывал новости Би-би-си? Или было что-то ещё? Да и как вообще стало известно о Би-би-си?

Г как Гулянки молодёжи, как Голод плоти и как недоступное самому Хенри умение Глядеть фертом – развязно, с уверенностью в своём праве бестрепетно подойти на танцах к девушкам и начать болтать с ними, нимало не беспокоясь, а не получишь ли ты от ворот поворот. «Как им это удаётся?» – всякий раз думает Хенри, топчась в заднем ряду большой смешанной компании и с завистью наблюдая, как его приятели ловко проделывают этот трюк. Как им удаётся представлять себя этакими тёртыми калачами, бывалыми и ко всему безразличными? У самого Хенри кишка тонка навязываться девушкам. Хотя он тоже общается с ними, он их шофёр; в их компании ни у кого больше нет прав, а уж тем более им негде взять машину, чтобы съездить на танцы или поколесить по улицам в поисках развесёлой гулянки, поэтому Хенри сперва отвозит их на танцы, а потом доставляет домой, вот как в эту субботу.

Время позднее, вечер удался. На заднем сиденье парни наперебой хвастают своими победами, но Хенри не вслушивается в их разговор. Он втапливает педаль и чувствует, что машина прибавила скорости, из-под колёс летит гравий.

Каждую пятницу и субботу они едут в новое место. Мимо проплывают дома и люди, а в машине бурлит полноводной рекой радость, предвкушение и дружество. Хотя сами места меняются, атмосфера везде одинаковая. Свет и музыка, которые льются из дверей клуба или дома культуры им навстречу, везде похожи, а уж тем более витальность, и тяга к женщине, и возбуждение, и влечение, и юность. Даже подвыпившие мужики во всех городках и деревнях одинаково ковыляют нетвёрдой походкой по высокой траве. И одинаково хихикают, сбившись в стайку, девицы с мудрёными причесонами и в летних платьях, так туго подогнанных, что тонкая ткань чуть не лопается на груди и бёдрах. И одинаково возбуждены и ненасытны парни.

Они обнимают этих девушек за талию и уводят с собой, каждый раз.

Он бы всё отдал, чтобы рука, которая беззастенчиво ложится на прикрытую тонкой тканью спину, а потом скользит вниз, ощупывая все части тела, была его рукой. И ничего бы не пожалел, чтобы это к нему, а не к мужчине вон у той стены она обернулась и посмотрела прямо в глаза. И чтобы его губы впились в её, когда она откидывается назад и позволяет себя целовать.

Но это всё мечты из разряда невозможного. Нет смысла даже заходить вовнутрь в танцевальный зал, потому что кто станет танцевать с коротышкой, чьё лицо утыкается тебе в грудь? Кому хочется замирать от неловкости и гореть от смущения из-за партнёра на голову ниже себя? Собственный рост пришибает его. Заставляет парковаться рядом с танцклубом, но не выходить из машины, а когда остальные спрашивают, чего это он, то Хенри закатывает глаза и говорит, что одна дама тут неподалёку уже ждёт его на свидание. И когда все торопливо убегают в зал, Хенри уезжает.

Иногда он останавливается на какой-нибудь обочине и там ждёт. А иногда просто бесцельно катается по окрестностям.

Но в его фантазиях всё выглядит иначе.