Лекции об искусстве

которые обыкновенно возбуждают удивление публики, хотя она и не обладает ни одним из достоинств, дающих ему право на такое удивление. Так я думал и буду постоянно думать относительно этой картины, в особенности относительно ее форм, где копировщик не мог внести больших изменений. Вдали на этой картине (так же, как в картине Синон перед Приамом

; относительно этой последней не может быть сомнения, что она по крайней мере хоть в некоторых частях оригинал, группа деревьев в центре ее прекрасный образец живописи) находится какой-то белый предмет, который, по-видимому, должен изображать снеговую гору, потому что никакой другой цели в нем усмотреть нельзя. Ни одна гора, достаточна высокая для того, чтобы быть покрытой вечным снегом, не может спускаться на горизонте так низко, как этот предмет Клода, если она не отстоит от нас на расстоянии пятидесяти-семидесяти миль, хотя на таком расстоянии края и контуры бывают неизменно резкими, все условия воздушной перспективы, слабость тени, изолированность света, которые, как я указывал, характеризуют Альпы на расстоянии пятнадцати миль, действуют здесь в утроенной степени; горы поднимаются из горизонта подобно прозрачным туманам, который можно отличить от настоящего тумана только благодаря их необыкновенно острым краям и блестящим, сверкающим обрывкам южного света. Эти горы так же бестелесны, как самый воздух, и на этих далеких расстояниях благодаря тому, что воздушны, они производят впечатление огромных масс в большей степени, чем если бы поднимались в виде башен над головой зрителя. Пусть зритель скажет мне откровенно, есть ли у Клода хоть малейшие следы, хотя бы тень самой жалкой, самой ничтожной попытки достигнуть этих эффектов. Разве этот белый предмет на горизонте выглядит отстоящим на семьдесят миль? Разве он кажется легким, поблекшим, разве глазу приходится, прежде чем найти, искать его? Разве он выглядит высоким или огромным? Разве он производит внушительное впечатление? Вы не можете не чувствовать, что в этом горизонте нет следов, нет подобия правды, быть может, этот предмет сделан художественно по тому блеску, который он дает дали (хотя, насколько я могу судить, он дает только холод), но в той отрасли живописи, на которой покоится главным образом слава Клода, именно в области воздушной перспективы, этот предмет — вызов, брошенный в самое лицо природе.

Но существуют еще худшие промахи в этой злосчастной дали.

§ 10. И нарушение специфических форм

Воздушная перспектива не есть дело первостепенной важности, потому что природа сама нарушает ее законы, и даже слишком смело, хотя никогда при таких обстоятельствах, как в картине Клода, но есть некоторые законы, которых она не нарушает никогда, именно законы формы. Всякая гора, достигающая сферы вечного снега, обладает бесконечной сложностью формы, ее основание составлено из сотни меньших гор, и от них огромные подпоры сходящимися рядами устремлены к центральной вершине. Нет исключений из этого правила; всякая гора в 15 000 футов высоты поднимается всегда с такой тщательной и разнообразной отделкой. Вследствие этого на отдаленном расстояние, когда цепи таких вершин можно видеть все одновременно, сложность форм становится прямо гигантской; в близких пейзажах можно отыскать огромные цельные массы, составленные из линий, которые без перерыва тянутся на расстоянии тысячи футов и более, но когда эти массы отстоят в семидесяти милях от нас, контуры физически не могут быть непрерывными, потому что в этом случае их огромные черты превращаются в зазубрины и кочки, они свалены и нагромождены в страшном беспорядке. Для того, чтобы в расстоянии семидесяти миль получилась непрерывная форма, линии гор должны не прерываться на протяжении целых лиг, а это, повторяю, физически невозможно. Вот почему эти горы Клода, в которых нет указания на отвесные, вертикальные вершины, характеризующие, как мы видели, центральные ряды, у которых мягкие края вместо резких, простые формы (одна линия до равнины с каждой стороны) вместо разнообразных и прерывистых; которые сделаны сырой белой краской, не заключают в себе ни прозрачности, ни туманного покрова, ни воздуха, не поднимаются в виде неопределенной, молочного цвета массы, всегда характеризующей отдаленные снега, — вот почему эти горы Клода имеют форму и цвет не Альп, a меловых груд в печах для обжигания извести, они лишены энергии, высоты, расстояния, блеска и разнообразия, это — творения человека (все равно Клод ли это или другой), который никогда не чувствовал природы, никогда не знал искусства.

Впрочем, я не стал бы особенно останавливаться на недостатках этой картины, которую считаю копией, если бы видел, что в самых настоящих своих произведениях Клод когда-нибудь придавал крайней дали характерные черты природы.

§ 11. Даже в его лучших произведениях