Лекции об искусстве

Мы имеем, к счастью, нескольких художников, которые также глубоко поняли и верно передали истины, с такой полнотой изображенные Тернером; впрочем, для совершенного изображения этих истин необходимо необычайное соединение свободы мысли и совершенного мастерства, победа над величайшими техническими трудностями, и мы едва можем ждать, чтобы подобной победы в наше время добился даже один человек. Почти те же слова, которыми мы охарактеризовали рисунки Тернера, изображающие центральные облака, можно применить к тем рисункам, где он передает нам истины гор. Он занимает по отношению к другим художникам такое же положение в деле изображения земли, как и облаков. Никто не рисовал гор так реально, как он, никто с таким совершенным мастерством не победил их органического развития, но его произведениям не хватает чувства и индивидуальности. Он в совершенстве изучил и овладел своим предметом, но он слишком полагается на это прошедшее знание, он скорее извлекает свои горы из приобретенных им запасов знания, чем выражает в них новые идеи, взятые из природы. Вследствие этого во всех его произведениях мы слишком чувствуем, что эти горы — его специальные горы. Мы не можем поручиться, что это именно хребты и своеобразные выступы, которые выдаются на Ишийском конусе или покрывают тенью волны Лаго-Маджоре. Напротив, мы почти уверены, что только контуры их имеют местный характер, а вся масса создана в студии. Мы уже показали (отд. I., гл. III), что частные истины важнее общих, и здесь перед нами один из тех случаев, к которому это правило особенно применимо.

§ 26. Значение частной и индивидуальной истины в горном рисунке

Ничто не может быть таким великим признаком истины и красоты в горном рисунке, как проявление индивидуальности; никогда истинное воображение и изобретательность не доказываются так ясно, как тогда, когда кажется, что ничто не выдумано и не изобретено. В каждом дюйме горы мы должны чувствовать, что она должна существовать в действительности, что если бы мы жили вблизи этой местности, мы узнали бы каждую скалу, и что должны быть люди, которых каждая трещина, каждая тень в картине навевает воспоминания, рисует целые образы. Момент, когда художник дает нам почувствовать это, наступает тогда, когда он сумеет заставить нас думать, что он лично не сделал ничего, что все сделала природа; в этот момент он облагораживается, он доказывает свое величие. Как скоро мы помним о художнике, мы не можем уважать его. Более всего мы чтим его, когда забываем о нем. Он велик тогда, когда невидим. Мы позволяем себе высказать каждому, что Стэнфилд, если он только желает прогрессировать в качестве художника, станет (по нашему убеждению, он должен это сделать) обращать больше внимания на местный характер и будет давать нам меньше стэнфилдова известняка. Он обязан изучать с большим вниманием скалы, которые заключают в себе более тонкие разделения и больше тонких частей (сланец и гнейс). Он обязан с большей любовью и правдивостью соблюдать правила и линии прекрасных выпуклостей и изгибов, вставляя которые, природа резче оттеняет энергию остроконечных очертаний. Стэнфилд в настоящее время склонен быть слишком грубым; вследствие этого он упускает величину. Я думаю, что в качестве образца его лучших горных рисунков нельзя указать лучшего примера, как скалы Suli

, гравированные в финденовских иллюстрациях к Скотту. Это действительно великое и совершенное произведение во всех отношениях.

Коплей Филдинг производит особенно изящное и сильное впечатление в рисунках, изображающих низшие горы.

§ 27. Произведения Коплей Фильдинга. Высота его чувств