Лекции об искусстве

Во-первых, живопись воды у всех более старых пейзажистов, кроме нескольких более выдающихся произведений Клода и Рюисдаля, настолько противна, настолько невыразимо и необъяснимо плоха, a лучшие произведения Клода и Рюисдаля настолько холодны и бесцветны, что я не знаю, как и говорить с теми, которым такая живопись нравится; я не знаю, каковы их чувства по отношению к морю. Я ничего не могу заметить в Вандевельде или Backhuysen‘е такого, что могло бы хоть что-нибудь сказать в их пользу: нет ни силы, ни присутствия ума, не видно способности к самому малейшему наблюдению; нет хотя бы самого слабого сходства с чем-нибудь естественным; нет изобретательности, даже самой незатейливой, чего-нибудь приятного. Если бы они передавали нам бросающиеся в глаза зеленые моря с топорными краями, такие хотя бы, какие мы видим в Королевской академии, где насажены носами или кормами корабли Ее величества, то восхищение ими было бы понятно, так как в уме человека бывает естественная слабость к зеленым волнам с вьющимся верхушками, но не к глине и шерсти; поэтому я до некоторой степени могу понять, почему люди восхищаются всем другим в старом искусстве, почему они восхищаются скалами Сальватора, или передними планами Клода, и деревьями Гоббима, и животными Поль Поттера, и утварью Яна Стино: во всех этих симпатиях я вижу основу, которая кажется справедливой и законной, которая говорит за них, но когда я вижу, что люди могут переносить даже один вид какого-нибудь произведения Backhuysen‘a на стенах своих комнат (я говорю серьезно), я сразу выхожу из себя. Быть может, я неправ, быть может, они неправы, или по крайней мере я не могу доискаться общего принципа или мнения, которые помогли бы нам понять друг друга. И все же я неправ: вероятно, мне недостает сметливости, ибо я знаю, что Тернеру когда-то нравился Вандевельде, и я могу подметить недоброе влияние Вандевельде в большинстве его молодых морских пейзажей, но Тернеру, конечно, не мог нравиться Вандевельде без какой-нибудь законной причины. Другой разочаровывающий пункт тот, что я не могу поймать волну или дагеротипировать ее, и таким образом невозможно достигнуть идеальных доказательств. Но формы и оттенки воды должны всегда в известной мере служить предметом спора и чувства, тем более, что нет совершенной или даже более или менее совершенной морской живописи, на которую можно бы указать. Море никогда не изображалось красками и, мне кажется, никогда не будет и не может быть изображено; о нем только дается некоторое понятие посредством более или менее отвлеченных умственных условностей, и хотя Тернер сделал достаточно, чтобы сильно и великолепно набросать море, оно в конце концов все-таки условно, и в нем остается столько неестественного, что тем, которые не чувствуют его силы, всегда возможно оправдать свою нелюбовь достаточно разумными причинами, упрямо не признавать хорошего и настаивать на недостатках, которых никакая смертная рука не может исправить, которые обыкновенно в высшей степени явны, хотя в других отношениях и достигнуто многое. Совершенно другое дело с тихой водой. Здесь факты можно проверить, в них можно удостовериться там, и, заметив один или два простейших факта, мы можем получить некоторое представление о незначительном успехе и понимании старых художников на этом более легком поле деятельности и таким образом доказать их вероятную неудачу в борьбе с большими затруднениями.

I. Вода, само собой разумеется, благодаря ее прозрачности обладает несовершенно отражающей поверхностью, так же несовершенно, как поверхность металлического рефлектора, но поверхностью, отражательная сила которой стоит в зависимости от угла, под которым падают отражаемые лучи.

§ 6. Общие законы, регулирующие явления воды. Прежде всего несовершенство ее отражения

Чем меньше этот угол, тем больше будет отражаемых лучей. И вот, в зависимости от количества отражаемых лучей находится сила изображения объектов над поверхностью, а в зависимости от количества пропущенных лучей — видимость объектов под водой. Отсюда видимая прозрачность и отражательная сила воды обратно пропорциональны. Смотря в воду сверху вниз, мы получаем пропущенные лучи, которые представляют либо дно предмета, плавающего в воде, либо самый предмет, или же, если вода глубока и чиста, мы получаем очень мало лучей, и вода выглядит черною. Смотря вдоль по воде, мы получаем отраженные лучи, а поэтому и изображение объекта над нею. Отсюда, в мелкой воде, на равном берегу дно ясно видно у наших ног; оно становится более и более темным по мере удаления от нас, хотя бы та же глубина и не увеличивалась и на расстоянии 12–20 ярдов, смотря по высоте положения нашего над водой; оно становится совершенно невидимым, теряясь в блеске отраженной поверхности.

II. Чем ярче отражаемый объект, тем больше угол, под которым отражение видимо.