Лекции об искусстве

Сорная трава, которую они рисовали, точно нарочно была насажена для орнаментных целей. Их обитаемые здания не имели в себе ничего обитаемого. Люди выглядывали из окон явно для того, чтобы быть срисованными, выходили на улицу для того, чтобы стоять там всегда. Печать чего-то выделанного легла на все, что должно быть случайным. Кирпичи вывалились в известном методическом порядке; окна, открытые и запертые, распределены равномерно; камни выбиты через определенные промежутки; все, что является результатом случая, все это кажется предусмотренным заранее, и помимо всего того улицы вымыты, дома очищены от пыли точно для того, чтобы быть изображенными в самом нарядном виде. Проут, по моему мнению, дал нам впервые возможность понять вполне те черты, которых мы не находим в старинном искусстве; он оставил единственное изображение этих черт, этого чувства, которое навевают на нас перемешавшиеся с прекрасными архитектурными линиями щели, ржавчина, трещины, мох и травы, эти письмена на пергаменте старых стен, загадочные иероглифы человеческой истории. На основании заслуженной популярности художника я думаю, что непонятное наслаждение, которое я испытываю, разбирая их, разделяют со мною многие. Чувство это поспешно и необдуманно подвергли презрению, усмотрев в нем просто любовь к живописному, но как я отметил, в нем таится более глубокая мораль, и трудно даже определить, как много мы обязаны художнику, который главным образом пробудил в нас это чувство. В самом деле, как бы ни были многочисленны его подражатели, как бы ни было обширно его влияние, как бы ни были просты его средства и манера, до сих пор не произведено ничего равного ему; нет

рисунков камня, нет

жизненности в архитектуре, которые напоминали бы Проута. Я говорю это не бездоказательно; я напомню о Мекензи и Haghe и нескольких других главных подражателях; я тщательно пересмотрел все работы академиков, которые часто обнаруживают замечательную тщательность в отделке. Повторяю, что кроме изображений Проута, я не нашел произведений, которые были правдивы, полны жизни и верны по общему впечатлению, не нашел творений, которые производили бы такое же бесконечно приятное впечатление. Ошибки его многочисленны, их легко обнаружить; на них часто нападают второстепенные художники, но никто не приблизился к его превосходству, и его литографические произведения (эскизы, сделанные во Фландрии и Германии), которые, я думаю, явились первыми в этом роде, остаются до сих пор самыми ценными, как ни многочисленны и старательны были его разнообразные последователи. Вторая серия (эскизы, сделанные в Италии и Швейцарии) представляет меньше ценности; в них видно больше трудолюбия, но нет жизни первых эскизов, так как они по большей части представляют сюжеты, мало подходящие для специальных дарований художника, но и те, и другие прекрасны, и на брюссельских, лувенских, кельнских и нюренбергских изображениях первой серии так же, как и турских, амбуазских, женевских и сионских сюжетах второй, обнаружились самые существенные свойства рисунков камня и дерева, сказалась идеальная оценка современной активной жизни этих городов, сказалась с такой силой, как ни в одном другом произведении. Их ценность сильно увеличивается тем, что художник собственной рукой выразил сущность их бытия на камне и мужественно пренебрег второстепенными частями (следует помнить, что в произведениях подобного рода много второстепенного), а этот способ изображения носить в себе что-то бодрящее более всех других. Обратите внимание на намаранный средний цвет стены позади готического собора в Ратисбонне и сравните эту благородную работу с жалкой вылощенностью новых литографий. Не думайте, что существует какое-нибудь противоречие между моими настоящими словами и тем, что я говорил раньше относительно законченности. Это изображение развалившейся стены согласно с задачей, которую оно преследовало, является столь же законченным, как каменные сооружения в изображениях Гирландайо или Леонардо сообразно с их целью; то качество, которое придает им что-то бодрящее, одинаково присуще и первому и вторым; это достоинство есть у всех

великих мастеров без исключения, это именно пренебрежение к средствам и стремление лишь к тому, чтобы была достигнута цель. Такого же рода небрежное маранье часто встречается в тенях Рафаэля.

Впрочем, Проут отличается не только своеобразным изображением камня и своим пониманием человеческого характера. Он наиболее искусный из всех наших художников в композиции известного рода. Никто, кроме Тернера, не может помещать фигуры так, как он.

§ 32. Его превосходная композиция и колорит