Лекции по русской литературе

Нет, это не маразм, это хуже маразма. Но тем не менее она оказалась единственным человеком, который тогда бросил вызов Хрущеву. Потом выступил Соболев с подхалимской речью, где он бил себя в грудь, кричал, что мы не дадим нашу родину, нашу партию, наши завоевания на растерзание всяким ревизионистам. Когда это все кончилось, единственный, кто подошел к Алигер и помог ей выйти из-за стола, – был писатель Валентин Овечкин. Это любопытная фигура (пишет). Это был писатель деревенской темы, настоящий партийный деревенский журналист, который писал о проблемах сельского хозяйства. Но в пятьдесят шестом году были такие люди с открытой душой, с совестью. Он понял, что больше врать не может и должен говорить правду. И начал разоблачать то, что происходит на селе, в сельском хозяйстве, стал одним из ближайших друзей Твардовского, «Нового мира»; и очень скоро он погиб, его критиковали, били, где-то он в Калуге

[23], кажется, жил, и он покончил с собой. К чести Симонова надо сказать, что он тоже не сбежал с этого приема, отвозил Алигер домой на своей машине, и Алигер говорила: «Всё кончено, всё кончено, неужели это всё необратимо?» И я это могу прекрасно понять, потому что спустя пять[24]

лет, в шестьдесят третьем году, я сам был мишенью Хрущева, он орал и махал кулаками, и это даже тогда было очень страшно. А в пятьдесят седьмом году, через четыре года после смерти Сталина, это было страшней на пять лет. Потому что неизвестно, что тебя ждет завтра. Фактически после этого началась подготовка к разгону московского отделения Союза писателей. Видимо, планировался полный разгон, превентивное мероприятие, чтобы не возник клуб Петёфи (смеется) и чтобы не возникло московское восстание. Всё, конечно, было чрезвычайно преувеличено, истерика вокруг литературы не соответствовала по масштабам тому, что происходило в литературе. Это, кстати говоря, типично для советской идеологической работы: неадекватная реакция на литературу, преувеличение значения и роли литературы. Какой-то провинциализм по отношению к этому. Им кажется, что книги могут взорвать их империю, а этого никогда не произойдет, но им кажется, что еще один такой роман – и развалится их строй. Как результат, как, видимо, подготовка к этому разгону писательского московского объединения, [в «Литературной газете»] появилась статья все того же Софронова «Во сне и наяву» – шесть подвалов из номера в номер, – где он громил всех, кого я сейчас упоминал, называя их пораженцами, ревизионистами, дегенератами – как только не называл, какие только анекдотические примеры не приводил. В этой статье описан замечательный эпизод, над которым хохотала вся либеральная молодая интеллигенция. Они уже были посмешищем для нас. Он писал: «Как любят Советский Союз по всему миру! Вот были мы недавно в Египте, и пришла идея ночью посетить пирамиду Хеопса. Машины домчали нас до пирамиды Хеопса, мы вышли, подошли к пирамиде, обнялись и, не знаю уж почему, все запели хором “Эй, ухнем”. И прибежал вдруг солдат, часовой, и спросил: “Кто вы?” Мы ему сказали: “Русские”, и он заплакал от счастья (

смеется), что в Египте русские». И [затем Софронов] говорит: «Напрасно мы забываем выражение Маяковского – кто сегодня поет не с нами, тот против нас. Слишком рано литературные кликуши, эпилептики сдали в архив эти слова». И дальше он бьет критиков Огнева, Анастасьева за ревизионизм в театре, Кардина за развязные и злобные статьи и так далее. А вот его идеал поэзии: «Мы машинами степи накормим, будет день – этот день будет наш, мы заменим слово “Маккормик” большевистским словом “Сельмаш”» (смеется

). Кончается эта огромная статья описанием беседы с рабочими в Ростове-на-Дону. Рабочие сказали ему: «Ну что, вот критиковал наш Никита Сергеевич этот журнал “Литературная Москва”. Я их поправил: это не журнал, а сборник. “Все одно, – сказали рабочие, – мы его не видели”» (смеется). А вот как писатели реагировали на критику Никиты Сергеевича – признали свои ошибки. «“Вот это правильно, – сказали рабочие. – А почему Симонов еще не признал? – спросили они. – Вы скажите обязательно Симонову, чтобы и он тоже признал свои ошибки”» (смеется). И [Софронов обещает] «Да, скажу» и приводит в конце афоризм Хрущева, который я хотел бы, чтобы вы записали сейчас, пожалуйста. «Кто хочет быть с народом, тот всегда будет с партией». Запишите, прошу вас (диктует): «Кто прочно стоит на позициях партии, тот всегда будет с народом».