«Оттепель» все-таки существовала, даже несмотря на весь этот довольно страшненький фон. Но температура ее напоминала температуру больного тропической лихорадкой: то поднималась вверх, то падала, в общем, что-то творилось непонятное. Шла, тем не менее, вырвавшаяся из-под контроля десталинизация, разгон сталинской группы, всех этих Молотовых, [о чем говорит] возникновение либерального мнения среди партийного аппарата. И все же готовился уже следующий скачок температуры – пастернаковский кризис. Пастернака знают все, да? И как этот кризис развивался? Кто был, кем был Пастернак для нашего поколения – об этом надо сказать несколько слов. Он был в течение нескольких поколений советской интеллигенции символом чистой поэзии, небожителем. У Беллы Ахмадулиной есть стихи: она его встретила в лесу, гуляла там, не знаю, с какой целью девушке надо ходить по лесу, но вдруг случайно из-за сосны вышел Пастернак, и он ее узнал; то, что она его узнала, – в этом нет сомнений. Он ее узнал как молодую талантливую поэтессу и заговорил с ней, а у нее отнялся язык от волнения, она не могла ему ни слова сказать и была очень надменна, чтобы как-то защититься от этой ауры, которая его окружала. Я вот сейчас прочту вам стишок, который, на мой взгляд, [объясняет], что значит его поэзия, какая это прелесть, какая это музыка. «Волны» – это стихи тридцатого года или тридцать первого.
Американцам, наверное, очень трудно это понимать, но тем не менее отчетливо, по-моему, слышна музыка этого стиха. Или, например, описание дачи.
Здесь такая музыка, что даже необязательно [понимать] все дословно. Я, кстати говоря, очень часто слушаю такого рода стихи и совершенно не стараюсь проникать в смысл, слушаю лишь как музыку слов и музыку ритма, ритм этих стихов.