Он показал в сторону сооружения, собранного из крашеных алой краской панелей и укреплённого серыми колоннами из цельных стволов какого-то местного дерева. Сооружение было несообразно велико, размерами едва ли не с треть виллы и было бы, веротяно, видно и от входа, если бы не скрывавшие его заросли разросшихся широколиственных бананов.
— Вот, — сказал Искандеров. — Немного осталось…
— Найда! Найда!
Дворняжка, по молодости бывшая послушной, а к старости ставшая почему-то до крайности своенравной и строптивой, оглянулась, посмотрела на хозяина взглядом мутным и безразличным, и, слабо вильнув хвостом, побежала к подгрызавшему сад оврагу, что уж широко раскинулся у заднего двора, за последние годы вдосталь отвоевав места у садовых участков.
— Не смей!
Овраг был местом гиблым. Дачники ограждали склоны его заборами и укрепляли оспыающиеся скаты фашинами, сверху для устойчивости обложенными камнями, да всё было без толку. Земля тяжести не держала, сыпалась и сыпалась на дно оврага, хлюпалась компками в протекавший по дну оврага ручей.
Зверьё, попавшее в овраг, без разницы — домашнее или лесное, было обречено. По крутым песчаным, с вкраплениями белой глины, склонам подняться не мог никто.
Впрочем, домашних животин иногда выручали хозяева. Обвязывались верёвкой и, помолясь, с помощью родственника или соседа спускались в провал.
Так и выручали. Если успевали.
Звери дикие гибли. Правда, начасто они стали проваливаться в эту природную ловушку. Поумнели, дикие, поумнели.
В последний раз туда год назад попал заяц. Его пытались спасти. Но заяц в руки не давался и в овраге маялся долго. Благо, для него там корму было достаточно, дно оврага густо заросло травой. И куда делся… Может, и никуда не делся. Так до сих пор…
Давно уже никто его не видел.
Впрочем, и к оврагу давно уже никто не ходил.
Палевич остановился и, пережидая приступ удушья, стоял минут три, приложив ладонь к груди.
Сердце зашлось отчаянно.
Будто тот заяц прыгало, рвалось из груди.
«Вот вспомнил некстати» с неудовольствием подумал Игнатий. «И чего это вспомнилось? Какое мне дело до этого лесного попрыгунчика?»
Собака остановилась и, зевнув, с самым довольным видом высунула язык.
«Метров пять до неё» определил Игнат. «А до оврага?»
Он сделал козярёк из ладони и с грозным штурманским видом посмотрел вдаль.
«Метров сто, слава тебе господи! Успею!»
Впрочем, собака уже никуда не бежала и смиренно дожидалась хозяина.
— Найда! — с упрёком обратился к ней Палевич.
Ковыляя и похрипывая, он подошёл к непутёвому зверю.
— Не стыдно тебе? Я старый человек, заслуженный издатель! Столько новых имён открыл и ещё больше закрыл! На пенсии, на законном своём отдыхе должен сидеть в кресле-качалке…
Приблизившись, он схватил её за ошейник. Собака рыкнула негромко и, порядка ради, оскалила зубы.
— …А я вожусь тут с тобой, бегаю по всему саду-огороду! По всему участку ношусь, будто молодость вспомнил! Разве можно так над хозяином издеваться? Сама ведь не молодая уже, пятнадцатый годик идёт. Если с собачьего на человеческий перевести, так, пожалуй, старше меня будешь. И всё никак не успокоишься! Я ведь тебя приютил…
Он потащил её к дому. Найда попыталась упираться, но подушечки лап заскользили по влажной траве.
— Помнишь, как нашёл тебя? Совсем маленькой было, щенком была. Послушная такая, пушистая!
Найда тоскливо повыла секунды две.
— Знал бы, что такая непослушная станешь к старости — оставил бы тогда в подъезде. Честно слово!
До дома оставалось немного, шагов десять, когда услышал Игнат звонок. Телефонный, долгий, надоедливый звонок.
Игнат насчитал восемь сигналов, пока звонок смолк.
«Эх, и я, бывало, так названивал» вспомнил былое Палевич и погрустнел.
Он надеялся, что Антонина догадается пропустить нежданный и ненужный этот вызов, но надеялся напрасно.
Дверь скрипунла и, держа трубку в вытянутой руке, вышла на крыльцо супруга.
— Игнатий! Игнат!
Игнат отпустил ошейник и погрозил Найде.
— Вот только попробуй мне убежать! В случае чего сама выбираться будешь! Так и знай!
И, повернувшись к супруге, произнёс с укоризной:
— Не могла сказать, что меня нет?
Антонина приложила палец к губам.
— Знаю, что всё слышно! — сказал Игнат. — Мне всё равно! Мне никто не нужен! И я никому не нужен! Точка!
— Ответь уж, — попросила супруга. — Это тот… Журналист с телевидения. Очень просил, очень…
— Санта, понимаете ли, симплиситас ты, Антонина, — проворчал Палевич, забирая у неё трубку. — Не для того связь придумана, чтобы звонил кто ни попадя… Журналист! Уж такая важная персона!
Антонина с самым равнодушным видом вытерла руки о передник и, не удостоив мужа ответом, зашла в дом.
— Слушаю! — нелюбезно начал Игнат.
— Игнатий Иванович? — елейным голосом затянул журналист. — А я Залевский, Виктор Всеволодович. Журналист, телекомпания «Чайна Глоуб». Мы с вами…
— Помню, — сказал Игнат. — Всё помню, к сожалению. Вы уже третий раз мне звоните. В гости набиваетесь? На встречу?
— Я… это… — промямлил явно ошарашенный столь откровенно выраженной неприязнью Залевский. — Зачем так? Набиваюсь? Просто интервью! Это несложно… И недолго! Вы скажите, куда… Я подъеду!