Лемурия

— Да они любят людей! — воскликнул Искандеров.

И добавил:

— В самом хорошем смысле!

Он показал на тропинку, ведущую от берега прямиком в лес.

— Пойдём? Мы…

«…будем сегодня одни» завершила за него фразу Ирина.

И сказала:

— Пойдём. Только поддерживай меня… Иногда. Хорошо?

Алексей прошёл вслед за мальчиком по улице вдоль рядов красной пылью присыпанных соломенно-глиняных домов, над тростниковыми крышами которых струилось хорошо уже заметное на фоне посветлевшего неба послеполуденное марево.

Дома показались Алексею пустыми, необыкновенно тихими, как будто совершенно безжизненными. Ему не хотелось думать, что безжизненность эта нарочитая и обманчивая, и что притаившиеся в глубине обитатели деревни именно при его появлении постарались оказаться незамеченными.

«Что я им, пугало?» с некоторой обидой, покуда лёгкой и едва ощутимой, но нараставшей с каждым пройденным домом, думал Алексей. «Не такие уж дикие тут места, не острова какие-нибудь заброшенные. Чего было прятаться? Или…»

Впрочем, оставалась ещё надежда, что он тут совсем ни при чём, и что не он виновник пугающей этой и тревожной для него пустоты, и что деревня опустела по каким-то иным причинам, вовсе не связанным с неожиданным появлением иноземца.

«И то верно!» уговаривал сам себя Алексей. «Это у тебя мания величия. Привык, что в московском офисе подчинённые прячутся, едва тебя заметят. Вот и переносишь опыт на чужую почву. А здесь, брат, ты не босс. Даже с водителем…»

Вспомнив о Викраме, Алексей болезненно поморщился.

«…не можешь управится! И кто тут будет от тебя прятаться? Кому ты вообще нужен?»

Разум его, скорый на придумыванием причин рациональных, быстро составил подходящее объяснение.

«Это, граждане, понять несложно!»

И легче стало на душе.

«Народ трудится, как я думал. Дома дети без присмотра, домохозяйки…»

Плеск воды. Короткий медный звон. Будто… В соседнем проулке кто-то вылил на землю воду из таза.

«Вот, есть жизнь! Местные-то умные, от жары прячутся, один я по жаре хожу, с пацаном этим на пару».

Да, внутренний голос был убедителен. Как всегда.

Да и в поведении мальчишки следа не осталось прежней опасливой настороженности. Присутствие белокожего гостя окончательно перестало его смущать, потому вёл он себя по-детски непосредственно и раскованно, то переходя на бег вприпрыжку (так что Алексею приходилось ускорять шаг, чтобы не отстать), то периодически начиная кругами бегать вокруг иноземца, неожиданно дёргая того за пальцы, словно приглашая принять участие в какой-то непонятной, но, по всей видимости, очень забавной игре, быть может, выдуманной юным фантазёром прямо сейчас, на ходу, а то затягивая звонким голоском забавную песенку с повторяющимися строками, то ли считалку, то ли дразнилку, по окончании которой норовил с лёту сигануть в первую попавшуюся на его пути лужу, так что Алексею приходилось быть всё время настороже, чтобы удержать проказливого проводника от отчаянного прыжка, который вполне мог способствовать окрашиванию пока ещё относительно чистых брюк в слишком уж авангардные жёлто-бурые тона.

Конечно, будь мальчишка настороже, он бы такого себе не позволил. Да и вообще, вряд ли повёл бы куда-то…

«Кстати, знать бы — куда!»

…незнакомца по деревне.

Так что едва ли испугал он местных. Хотя немного обидно, что и интереса не вызвал. Похоже, даже украдкой за ним никто не поглядывает.

Хотя… Беспокойство, прилипчивое и неотвязное, оставалось с ним. Шло вслед за ним по деревне. След в след. Тенью.

Неясное, зыбкое, неопределённое, тенью кралось по глинистой дороге, тенью едва заметной. Но неотступной.

Алексей и сам не мог понять, чем смущает его эта тишина домов, почему она кажется ему…

Нет, не пугающей и зловещей! Вовсе нет. Не эти чувства, не такие явные, острые, тяжело переживаемые испытывал он.

Чувства смутные, неопределённые владели им, Чувства, которые трудно было осознать.

Разве только…

Дорога закончилась, и в конце её ждал их пустырь на деревенской окраине.

И здесь, на самой границе заросшего колючим кустарником пустыря, вдали уже от опуствеших жилищ, первое озарение пришло к Алексею.

Понял он, что в домах — не просто пустота.

В них — безжизненность.

Странная, внезапно наступившая безжизненность.

И вспомнил он внезапно и как-то кстати, что ещё на подъезде к деревне показалась она ему вполне оживлённой и не то, чтобы людной, но уж точно — не такой опустевшей.

Кажется, даже люди какие-то попадались по пути. Брёл старик по обочине дороги, женщины стирали в ручье бельё, мужик катил деревянную тележку, наполненную…

«Тёмным чем-то… Кизяком? Торфом? Землёй?»

И вот как-то незаметно — исчезли все. Он сам не мог понять, когда именно это произошло. Все исчезли.

А малыш появился и повёл его куда-то.

«Кстати, куда это мы пришли?»

Из всех строений на краю пустыря увидел он лишь покосившуюся хижину, над дырявой, кое-как крытой скукожившимися банановыми листьями которой вился синий, пахучий дымок.

«Навозом топит, беднота» уверенно определил по характерному костровому запаху Алексей. «Дрова не по карману, или сил не хватает заготовить. Неужели…»