Ленин (американский вариант)

Недавно газета французский социалистов «Humanité» опубликовала следующее высказывание, демонстрирующее определённый этап добровольного ослепления, легкоразличимого в парижском культе русских героев: «Ещё год назад, когда виконт Грей выступил со статьёй о положении Лиги Наций, народный комиссар Ленин разоблачил его, как марионетку англосаксонской плутократии. Ленин обладает даром видеть незаметные связи между фактами, хотя, мрачный характер ленинских предсказаний наряду с их ошеломляющим содержанием сначала провоцирует у многих недоверие. Однако по мере развития событий мы узнаём всё больше о мыслях и убеждениях этого великого человека. Следует признать, что помимо глубокой и всесторонней философской эрудиции Ленин обладает интеллектуальным даром, делающим его одним из самых выдающихся политиков современности. Приводимая ниже статья из «Times» полностью подтверждает ленинское пророчество».

После такого, совершенно необычайного предуведомления следует статья «Times», в которой сказано, что России предстоит выбор между местом в общеевропейской семье народов и падением в полную зависимость от Германии. Не затрагивая содержания статьи, выразим некоторое удивление тем, что разоблачение буржуазной сущности идей виконта Грея, которое в годы войны было общим местом в социалистической прессе Германии, преподносится как доказательство «ленинской гениальности», «могучего мыслительного аппарата», «философских озарений» и «мыслительного дара». Все восхваления политической прозорливости, свойственной большевистскому вождю, имеют такой же характер.

Когда почитателей Ленина просят привести пример его предсказаний, обычно в ответ они говорят, что вождь большевиков предсказал перерастание войны в революцию.

Я не подвергаю сомнению его долю славы (если допустить, что такая доля есть), и не оспариваю его проницательности в некоторых узких вопросах. Замечу только, что Ленин проявил свои блистательные качества совсем в других делах, например в умении возглавить большевистское движение, а не в этом знаменитом предсказании.

Что собственно означало предсказать, что война перерастёт в революцию? Что означало заявить, что «пролетариат всех стран направит своё оружие совсем не в том направлении, в котором желают агрессоры из стана империалистической буржуазии»?

Это означало вспомнить общие места революционной риторики, знакомой всем ещё до войны по многочисленным агитационным статьям, по выступлениям на социалистических митингах. Подобные мысли высказывались по любому поводу, стоило только заговорить о капиталистической политике, о колониализме, о гонке вооружений, о разоружении, о шовинизме буржуазии или братстве пролетариев. Сам Ленин вспоминал эту идею множество раз ещё до начала Мировой Войны. Вот этим-то небольшим усилием памяти – согласен, что на этот раз воспоминание по случайности совпало с реальным развитием событий – поклонники Ленина теперь и доказывают его бессмертную славу. Ради справедливости заметим, что Ленин делит репутацию провидца с Зиновьевым[57]

, хотя верный спутник большевистского вождя постоянно на практике доказывает скромность своих способностей к политическим предсказаниям.

Предсказания, независимо от авторства, в отношении величайшей трагедии, начатой 1 августа 1914 года можно разделить на три группы:

1. Большинство свидетелей драмы, независимо от политической принадлежности и интеллектуальных склонностей, считали, что война будет происходить по образцу всех прочих войн с победами и поражениями, с победителями и побеждёнными, с тайной дипломатией и гласной дипломатией, что сначала заключат перемирие, потом подпишут мирный договор, а затем начнётся мирная жизнь, такая же, как была до войны. Мнения только расходились в том, на стороне какой из двух коалиций будет победа. К тому же никто не ожидал, что война продлится так долго.

Среди мыслящих так деятелей (и в союзнических, и в прогерманских кругах) были свои преобладающие идеи и свои отщепенцы. Большинство верило – и вполне искренне – в возможность «правой победы» и «правого мира». Четырнадцать пунктов ещё не были сформулированы, но политики по обе стороны фронта разделяли надежды, позднее нашедшие выражение в плохо написанной программе президента Вильсона. Согласия не было только в вопросе, чья сторона представляет «правое дело», но существование самого «правого дела» сомнению не подвергалось.

Существовало и меньшинство, «не желавшее быть одураченным». Меньшинство не беспокоилось о «правом деле». Оно считало, обычно не выражая этого своего убеждения открыто, что победа будет за сильнейшим, а мир после войны будет точно таким же, как всегда, то есть его условия будут определяться алчностью победившей стороны. Это меньшинство молчаливо полагало, что жизнь в очередной раз посрамит благородный дух, взыскующий полудня в два часа дня и справедливости в бренном мире.