Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Уезжая из Петрограда на «пьяном», с «опоздашками», последнем вечернем поезде, Ленин не предполагал, что окажется в лесу; конспиративное логово намечалось в Сестрорецке. Сестрорецк – километров в тридцати от Питера – к концу XIX века постепенно эволюционировал из промышленного пригорода в дачное место. Песчаные дюны между полотном железной дороги и берегом озера Разлив привлекали как богатых петербуржцев (знаменитая дача Авенариуса), так и квалифицированных рабочих. Около заводи «Жучки» принялся строиться и Емельянов; на его участке оказались несколько строений, в том числе не то сарай, не то сеновал; странным образом, в июле 1917-го в других домиках Емельянова шел ремонт, и семья – отец, сын, семеро сыновей – жила в том же сарае, что и скрывающийся «Константин Петрович»: они внизу, Ленин на чердаке. Емельянов был большевиком, и к нему могли нагрянуть в любой момент; заросли сирени и шиповника казались недостаточной маскировкой, поэтому решено было перевезти Ленина подальше. Сарай, удивительным образом, уцелел и сейчас выставлен за стеклом, в огромном аквариуме, как «Волга» Гагарина в Гжатске.

Емельянов распространил среди соседей слух, будто покупает корову и ему нужно сено, для чего он арендовал на восточном берегу озера участок для покоса и нанял двух чухонцев-косцов – которых и переправил туда на лодке. Это была хорошая версия – разве что недолговечная; в августе уже все покошено, и бездельники-косцы могли вызвать подозрения.

Полчаса плавания на веслах – и десять минут пешком по лесу, вглубь, до прогалины. Общественного транспорта нет; сначала едешь на маршрутке от Черной Речки по Приморскому шоссе минут сорок до Тарховки, там выходишь у памятника: Ленин, скрючившись, с накинутым на плечи спинджачком, пишет на пеньке «Государство и революцию»; пропорции абсолютно египетские – как у кубообразных статуй писцов. Отсюда расходятся две тропы – налево как раз к Сестрорецку, к Сараю, а прямо и затем направо – к Шалашу.

Один из ораторов, выступавших на открытии памятника в 1927-м, проницательно заметил про Разлив: «Сюда следует приходить учиться диалектике истории». Это верно и по сей день – особенно когда проходишь мимо растянувшегося чуть не на километр коттеджного жилого комплекса, каждый кирпич в котором выглядит вызовом самой идее диктатуры пролетариата. Вдоль берега озера Разлив (на сайте написано: «красивейшего берега», но это, пожалуй, преувеличение) проложена асфальтовая тропа: кое-где песчаные, с пляжными грибками участки; местность болотистая, осинничек; в одной рощице – маленький памятник: здесь в сорок каком-то году стояла единственная на Ленинградском фронте женская батарея – и лежат свежие цветы; трогательно. Очевидно, что до появления асфальтовой дороги места были глухие, непролазные, и никаких особых дел тут ни у кого быть не могло. Дорожка вьется аж четыре с половиной километра, а затем приводит на заасфальтированный круг с интуристовской вывеской: «Lenin's Shalash» – гигантской, на фоне красного флага; внутри круга – не то садик, не то скверик с зоопарком гигантских проволочных скульптур: очень страшная обезьяна, носорог, слон, медведь; похоже на иллюстрацию к «Where The Wild Things Are». Именно так – как мальчик из сендаковской сказки, по-видимому, чувствовал себя Ленин, приплывший сюда ночью; впрочем, рядом с ним был Зиновьев.

Как ни крути, Разлив – одно из самых романтических во всей географической «лениниане» местечек: озеро, лес, травяной домик; экология, что называется, и все натуральное. Попробуйте, однако, прожить пару недель – хотя бы и летом – в стоге сена, и посмотрим, будете ли вы похожи на человека, которому по роду занятий нужно выполнять представительские функции и много выступать публично. Рахья рассказывал, что, оказавшись в Разливе, он увидел стог сена и пошел дальше: стог и стог. И только Шотман «остановился возле двух посадских, имевших самый несуразный босяцкий вид, и поздоровался с ними. Я думал, что остановили его какие-то проходимцы, какие-нибудь воры, которые грабят на проселочной дороге… когда подошел, обомлел. Вижу – стоит передо мною Ленин. А я принял его за бродягу».

Кроме гранитного шалаша работники музея сооружают и «естественный», сенной: размером с палатку, на жердях. Хрупкость сооружения наводит на мысли о визборовской атмосфере и соответствующем прохладным ночам эн-зе. Между прочим, в здешнем музее, кроме котелков, весел и прочей туристической экипировки, висит сочащаяся тотальной иронией «против-всех» табличка: «В. И. Ленин был достаточно скромен в еде, чего не скажешь о его последователях. Примером тому служит “Меню столовой ЦК КПСС за 15 апреля 1977 года”» (прилагается: впечатляющее разнообразие в сочетании с дешевизной). «Сегодня подобным меню никого не удивишь, и мы предлагаем отведать блюда из него в ресторане “Шалаш”». Гротескный магнетизм этого места – здесь довольно много посетителей – усугубляется парящей над полянкой гигантской, как из «Руслана и Людмилы», Головой Ленина; не вполне понятно, как она, стоя на тоненькой грани шеи, не падает.