Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Мысли о технических особенностях разного рода реквизиций, осуществляемых пролетарским государством, видимо, всерьез занимали голову засидевшегося в одиночестве в фофановской квартире Ленина. Ему рисовались целые сцены, которые отчасти вошли в брошюру «Удержат ли большевики государственную власть», – как, например, эта, «квартирная» миниатюра: «Наш отряд рабочей милиции состоит, допустим, из 15 человек: два матроса, два солдата, два сознательных рабочих (из которых пусть только один является членом нашей партии или сочувствующим ей), затем 1 интеллигент и 8 человек из трудящейся бедноты, непременно не менее 5 женщин, прислуги, чернорабочих и т. п. Отряд является в квартиру богатого, осматривает ее, находит 5 комнат на двоих мужчин и двух женщин. – “Вы потеснитесь, граждане, в двух комнатах на эту зиму, а две комнаты приготовьте для поселения в них двух семей из подвала. На время, пока мы при помощи инженеров (вы, кажется, инженер?) не построим хороших квартир для всех, вам обязательно потесниться. Ваш телефон будет служить на 10 семей. Это сэкономит часов 100 работы, беготни по лавчонкам и т. п. Затем в вашей семье двое незанятых полурабочих, способных выполнить легкий труд: гражданка 55 лет и гражданин 14 лет. Они будут дежурить ежедневно по 3 часа, чтобы наблюдать за правильным распределением продуктов для 10 семей и вести необходимые для этого записи. Гражданин студент, который находится в нашем отряде, напишет сейчас в двух экземплярах текст этого государственного приказа”».

Связным между Лениным и ЦК и редакцией «Правды» (на тот момент «Рабочего пути»), куда отсылались такого рода фантазии, был Эйно Рахья – от которого Ленин требовал еще и «прощупывать настроения» солдат и рабочих: чутко прислушиваться к беседам в трамваях, кино и театрах – «как сказали, каким тоном говорили»; судя по тому, что вечером 24-го Ленин чуть не проехал свою остановку по дороге в Смольный, разговорившись с кондукторшей, отчеты Рахьи не производили на него впечатление исчерпывающих.

В целом, похоже, жизнь у без пяти минут председателя Совнаркома в последние два месяца «вольных хлебов» была тихая, но небезмятежная. Из рассказов многих мемуаристов выходит, что если в первые недели подполья Ленин напоминал одуревшего от одиночества Робинзона Крузо, то в последние – Ипполита Матвеевича Воробьянинова в финальной стадии погони за сокровищами; в тот момент, когда он появляется, наконец, перед членами своего ЦК – с голым лицом, но в парике – он похож на персонажей Луи де Фюнеса, которые комически агрессивно жестикулируют, резко хлопают своих подчиненных по плечам и груди, с криками: «Остолопы!», «Скорей! Скорей!»

Эта спешка едва не погубила его. И так свойственная ему соматическая подвижность в одиночестве усиливается: Фофанова и спустя годы вспоминала, что он все время вышагивал по комнате: соседи могли обратить внимание на скрипящие половицы, когда ее самой нет дома. Он совершает нелепые ошибки по части конспирации: однажды Крупская обнаружила на лестнице у квартиры Фофановой ее двоюродного брата – студент Политехнического института, оставлявший там какие-то свои вещи, сообщил ей, что к сестре «забрался кто-то»: «прихожу, звоню, мне какой-то мужской голос ответил; потом звонил я, звонил – никто не отвечает». Крупской удалось заморочить студенту голову – «показалось», но когда она, наконец, вошла в квартиру (два коротких звонка и два коротких удара), то устроила мужу головомойку. И что же? «Я подумал, что спешное».

В 20-х числах сентября Ленин пишет в ЦК письмо, где требует не просто начать восстание, а арестовать всех членов Демократического совещания. Это шокировало ленинских апостолов настолько, что они постановили – единогласно, всем ЦК – сжечь письмо Ленина; автору решили не отвечать. Ничего не добившись в высшей инстанции, Ленин принимается бомбардировать письмами городские комитеты – Петроградский и Московский. Ленин даже написал листовку, обращенную непосредственно к массам: «Нет, ни одного дня народ не согласен терпеть больше оттяжек!..»

Немцы в конце лета устроили нечто вроде восстания на флоте – и это не имея ни Советов, ни вождей, ни свободных газет, ни свободы собраний; тогда как у нас всё это есть – а мы валяемся на диване. Правильно, иронизирует Ленин: «благоразумнее всего не восставать, ибо если нас перестреляют, то мир потеряет таких прекрасных, таких благоразумных, таких идеальных интернационалистов!!» Такого рода доводы больше похожи на эмоциональный шантаж – однако это кажется убедительным: возьмем власть – и Германия тоже вспыхнет; и, что хуже, если мы НЕ возьмем ее – то предадим европейский пролетариат, не дадим ему шанса – и он по-прежнему, вместо того чтобы строить социализм, будет умирать на империалистической бойне. Сегодня этот аргумент кажется нелепым или заведомо демагогическим, но на большевиков, воспитанных в интернационалистском духе, он действовал, и они в самом деле готовы были рисковать собственной – и своей страны – судьбой ради «товарищей немцев».