Коба начал выполнять распоряжение лидера своей партии. Прежде всего, он получил новую кличку. Теперь он уже стал называться Нижерадзе. Под этой кличкой началось руководство работой боевиков. Нижерадзе вскоре нашел прекрасного руководителя боевой организации, армянина по фамилии Петросян. Это был рослый красавец, нечеловеческой силы, влюбленный в Сталина, как в женщину, и слепо веривший каждому его слову. Петросян был редким экземпляром убежденного фанатика, способного отдать голову за малейшую запятую из партийного катехизиса. По натуре это был человек редкой храбрости, большой ловкости, находчивый и изобретательный, словно самой судьбой созданный для руководства большой шайкой грабителей.
Впервые я встретился с Лениным в декабре 1905 г. на конференции большевиков в Таммерфорсе (в Финляндии). Я надеялся увидеть горного орла нашей партии, великого человека, великого не только политически, но, если угодно, и физически, ибо Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного. Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных... Принято, что «великий человек» обычно должен запаздывать на собрания, с тем чтобы члены собрания с замиранием сердца ждали его появления, причем перед появлением великого человека члены собрания предупреждают: «тсс... тише... он идет». Эта обрядность казалась мне не лишней, ибо она импонирует, внушает уважение.
Чтобы пережить этот момент, Сталин пришел в собрание одним из первых. И вот почти одновременно с ним пришел незаметный человек в потертом пальто, в стареньком котелке, в калошах и с зонтиком под мышкой — шел снег. Быстро разделся. Не вызывая с ничьей стороны внимания, прошел в угол, забился там — и стал вести тихую и самую обыкновенную беседу с другими делегатами. И вдруг Сталину говорят: — Да ведь это Ленин...
Каково же было мое разочарование, когда я узнал, что Ленин явился на собрание раньше делегатов и, забившись где-то в углу, по-простецки ведет беседу, самую обыкновенную беседу с самыми обыкновенными делегатами конференции. Не скрою, что это показалось мне тогда некоторым нарушением некоторых необходимых правил.
Он преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его аргументами, его мыслями, копировал его бесподобно, настолько, что мы в насмешку называли его левой ногой Ленина
Чтобы лучше понять развитие большевизма от триумфа ленинского ЦК в октябрьской революции и до его гибели после смерти Ленина, чтобы проследить генеалогию будущего сталинского большевизма — надо остановиться на истории зарождения уголовного течения в большевистской партии — на истории кавказских «экспроприаторов», которых на партийном жаргоне сокращенно называли «эксами». Здесь впервые в истории политических движений мы присутствуем при рождении политико-уголовного «гибрида», когда для осуществления политической цели (захват власти) проповедуются и применяются чисто уголовные методы (убийства, грабежи, поджоги, фальшивомонетчество). Этот гибрид родился в революции 1905 г. как «боевые дружины» рабочей самообороны, которые Ленин решил сохранить и после поражения революции для двух целей: 1) добывать для партии деньги путем «экспроприации экспроприаторов» и 2) убивать шпионов, «черносотенцев» и «начальствующих лиц полиции, армии и флота».
Второй раз встретил я Ленина в 1906 г. на Стокгольмском съезде нашей партии. Известно, что на этом съезде большевики остались в меньшинстве, потерпели поражение. Я впервые видел тогда Ленина в роли побежденного. Он ни на йоту не походил на тех вождей, которые хныкают и унывают после поражения. Наоборот, поражение превратило Ленина в сгусток энергии, вдохновляющий своих сторонников к новым боям, к будущей победе. В речах некоторых делегатов сквозили усталость, уныние. Помнится, как Ленин в ответ на такие речи едко процедил сквозь зубы: «Не хныкайте, товарищи, мы наверняка победим, ибо мы правы».
В 1906 году большевики в Петербурге и Москве разрабатывали план выпуска фальшивых денег. К этому проекту Красин вернулся в 1907 году и заказал в Германии бумагу с водяными знаками для печатания фальшивых трехрублевок. Однако об этих планах стало известно. В Берлине были произведены аресты, закупленная бумага была конфискована и проект этот, как вспоминал затем Богданов, «не осуществился лишь по случайным и чисто техническим причинам».