Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде

Старуха что-то бормотала и крестилась, вытащив костлявую руку из муфты. Другая женщина не то вскрикивала, не то рыдала, и под эти звуки мы вынесли покойников из квартиры. На улице девчата уложили царского полковника и его кухарку на одни саночки и крепко скрутили их веревочкой.

— Спасибо, товарищ командир, — сказала девушка.

— И много вам приходится за день так?..

— Такой случай впервые. Прямо могикане какие-то…

— Сколько на день приходится?

— Ну, это неровно. Был день — помнишь, Лен? — мы тогда девятнадцать человек свезли…

Мы познакомились. Варя Малахова — светлые глаза — она меня втянула в эту историю, и Лена Уварова — черненькая — ее подружка и напарница по санитарно-бытовому отряду. Я потащил вместе с ними саночки.

— А как красиво умирают люди, плакать хочется, да слез нет, — говорила Варя. — До войны я только одну такую смерть и знала — девушек-парашютисток Любы Берлин и Тамары Ивановой. Не помните? Шли на мировой рекорд и врезались в землю. Да… знаете, почему-то многие ленинградцы перед смертью пишут: у кого мы находим дневник, у кого — письмо, у кого — фотографию с прощальной надписью. У кого что… Передали бы по радио эти записи. Лен, ты еще не сдала? Слушайте, мы вам завтра принесем, и вы спишете. Оставить мы не можем, приказ есть — сдавать в райком.

На другой день они принесли мне сверток, в котором были две тетрадки и отдельные листки с записями. Делаю выписки:

«Прошу довести до сведения моей парторганизации при базовом складе Аптекоуправления, что дистрофия не прекратила моей деятельности как члена партии. Хотя я уже не могла выходить на работу, я несла дежурство по двору и в бомбоубежище нашего жилого дома. Всякую деятельность я прекратила 4 января с. г. Теперь силы окончательно оставили меня, я стала лежачей больной и фактически умираю.

Пусть вечно живет наша партия большевиков! Да здравствует наш великий вождь и полководец Сталин! Победа будет за нами — наше дело правое».

Подпись скорей всего Родионова (но, может быть, и Родимцева) Н.П. (или Н.И.).

«Я потерял карточки, винить в этом некого, а силы исходят. Будучи от рождения калекой, я не приносил своей Родине пользы, и это было для меня великим горем… С этим горем в душе я и умираю, благодаря всех, кто скрашивал своей заботой мою бесцельную жизнь.

Игорь Алешканов 1918 год рожд.».

«Будьте трижды прокляты, ироды, бандиты Гитлера! Люди добрые, отомстите за нас.

Любимая Родина не умрет никогда.

Санникова А.».

Глава двадцатая

На улице жуткий мороз, что-то около тридцати, а в квартире тоже. Стена около окна покрыта инеем, стекла блестят в узорах толстого льда.