Ленинский тупик

— Так, Сергей Сергеевич, начинается действительно с этого. — подтвердил Игорь Иванович — начинается! Отметим это. Но к чему вы сейчас вспомнили Основоположника? Чтобы пробудить в Александре Староверове сознание хозяина государства? Ничего подобного. Чтобы утвердиться в своем праве задержать сознание Шуры на уровне нулевого цикла. О каждом пуде, Александр, заботься. Кирпичи клади. Двумя руками. Чем больше тем лучше. Но — от кладки головы не поднимай, на меня, управляющего, не оглядывайся. Не твое это собачье дело!

Ермаков глотнул воздух широко открытым ртом, точно ему угодили кулаком в солнечное сплетение.

— Сговорились?! Акопян лет пять назад… Когда я, из-за границы вернувшись, про шведскую фирму рассказывал, обозвал меня фирмачем. Теперь он к тебе пришел со своими болячками?!. Пригрел я на груди — дружочка милого! — гремел Ермаков, потрясая кулаками. — Слушай, Акопян, если у тебя осталась хоть капля совести, для себя я живу?!

Акопян задел нервным движением худющей руки пепельницу. Придавленные им ранее, торчком, окурки выпали на зеленое сукно.

— Для народа, Михаил Сергеевич, — ответил он почти спокойно. — Все для народа. Вся твоя жизнь…

— Так что же вы от меня хотите, в бога душу… Кхы! Прости, Матрийка!

— Чтоб ты был последователен, — прежним слабым, чуть дрогнувшим голосом продолжал Акопян, сгребая окурки в пепельницу. — У тебя, я слышал краем уха, есть опыт по части составления лозунгов, призывов и дружеских приветствуй… Вынеси из своего кабинета знамя — то, что в чехле из клеенки, за несгораемым шкафом. И поставь другого цвета, ближе к коричневому… — Все для народа. Ничего — через народ…

Ермаков стоял, постукивая костяшками толстых, волосатых пальцев о спинку стула. Если б такое сказал Игорь Иванович, досаждавший ему в последние дни так, что хоть караул кричи. (Сам затолкал парню ежа в голову — так терпи.). Но Акопян?! Дружище!

Это обезаружило Ермакова, по крайней мере своей внезапностью.

Увы, она оказалась не единственной, внезапность. Вдруг проснулся толстяк Зуб-праведник, никогда на собраниях-заседаниях рта не раскрывавший.

— Сергей Сергеевич! Радио с утра до вечера долдонит и долдонит: «Общественная — пассивность-активность…» Это все для меня, казака из станицы Вешенской, глухорожденного к высокой материи, как чужая планета. Вроде луны. Наши уважаемые интеллигенты Игорь Иванович и Ашот Акопян вроде с нее, луны этой, и вещают свое… Позвольте мне сползти с луны на землю, и сказать попросту — по рабочему, который хорошо знает, что такое воры у власти… Наши сегодняшние расхождения с вами, Сергей Сергеевич, имеют имя и фамилию. Чумаков Пров Лексеич.

Зачем вам ворюга Пров, которому вы даже орден «За трудовую доблесть» выхлопотали? А вот зачем! Скажете вы ему — Пров, нынче сними с неба «Полярную Звезду». Кого-то обманет и тут же принесет. Потребуете «Большую медведицу». Украдет! И вам вручит.

Чумаков же для меня, Зуба, — ворюга иногордний. Он и в моей конторе, случалось, крал, коли соседи давали больше… К тому же Чума… да он просто Не Человек… Его закон — с какой ноги встал. С левой тихий работящий Шура Староверов — «набаловушка», с правой — пропащая головушка…. Чисто наш станичный большевик! Грязного ловкача давно пора гнать в шею.

Тоня, сказывали, к Шуре «неровно дышит». Ясно, для девки Пров — изверг. Однако она до Чумаковской шеи не дотянулась. Рука коротка. Врезала ему в ухо.

Ошибочка небольшая, а он, отброс поганый, добивается в прокуратуре, чтоб ее заперли на полжизни в тюрягу. А вы, Сергей Сергеевич, грязного ворюгу холите-нежите…

Зуб человек уважаемый. Возражать ему, битому-перебитому казаку, крутому праведнику, не хотелось, да и что тут возразишь?

Почувствовал, пора закругляться..

— Как это понять уважаемые товарищи? — В голосе Ермакова не было обиды, он великодушно прощал всех своих непрошенных советников.

— Ну вот, в кои-то веки, вы, профсоюзники от сохи и кирпича, расправили плечи. Вздохнули полной грудью. А Игорь Иванович, помстилось ему что-то, — в набат!!

Народ сбежался на заседание. С поля. В погожий день. Донской казак Зуб занялся даже астрономией. А кто будет распределять железобетон, который повезли в его стройконтору?.

Карандаш выскользнул из ревматических, негнущихся пальцев Зуба..

— Сколько кубов, Сергей Сергеевич? Ну?! — Он схватил с вешалки свою армейскую шапку. — Извините, товарищи. Такое дело… — Он развел руками перед Игорем Ивановичем, пытавшимся удержать его.

Дверь за ним захлопнулась. Праведного Зуба отсек, но все равно, понимал, пора закругляться. Как всегда, шуточкой….

Господа каменщики и господа интеллектуалы — оракулы с Луны, как нынче рассадил всех нас бывший казак, а затем доходяга-лагерник Зуб. Я выполняю то, что от меня требуют. Не выполню — снимут шкуру. Вы же мчитесь поперед батьки в пекло. Ваши придумки сейчас никому не нужны. Ни власти, ни народу. На нашей стройке довольны все!

Кроме тех, кто голосит: «От получки до получки не хватает на харчи?»