Ленинский тупик

Разумеется, подобного слова и в помине не было в лапидарном, как приговор, проекте решения исполкома горсовета, посвященном новым назначениям. Напротив, проект был пронизан заботой об Ермакове. Одной только заботой. С Ермакова, чуть ли не по его просьбе, снимались административные вериги, чтобы ему легче дышалось, как конструктору.

Документ этот ждал утверждения на очередном исполкоме горсовета.

Заседание состоялось в субботу. Ермакова вызвали на него, как всегда, срочно. Наученный горьким опытом, он вначале разведал, что ему грозит. Успокоил Игоря Ивановича, который в последнее время сопровождал его на все заседания: «Легкая пробиренция. На худой конец влепят ложкой по лбу…»

У Ермакова и мысли не явилось, что его могут снять. А выговор… Одной шишкой на лбу больше, одной меньше.

На заседании исполкома он сел поближе к приоткрытой форточке и принялся дышать по системе йогов.

Это было его новое увлечение. Ермаков прочел о гимнастике йогов в своем любимом журнале «В защиту мира» и уверовал, что лишь она способна избавить от брюшка, которого уже не мог скрыть ни один костюм. Надо лишь дышать животом. Но когда Ермакову дышать животом? Некогда дышать! И он упражнялся в основном на заседаниях. Садился поближе к окну, открывал форточку и дышал. Большой, опущенный книзу живот ходил вверх-вниз, вверх-вниз. Ермакова хвалят, а он дышит животом. Его бранят, а он дышит животом. Ермаков занимался гимнастикой йогов чаще всего на заседаниях «давай-давай!». Но почему бы не отдать дань йогам и на исполкоме горсовета?!

Сосредоточенное сопение Ермакова мешало Игорю Ивановичу слушать, он то и дело просил его дышать потише, оглядываясь вокруг и кивая знакомым.

В зале заседания словно бы собиралась большая семья, члены которой не видят друг друга подолгу. Люди шумно здоровались, похлопывая друг друга по плечу, справляясь о здоровье жен, детей, смеясь чему — то. И сама повестка дня поначалу напоминала Игорю раздутый мешок с обновами и подарками, который развязывал вернувшийся домой отец семейства. Раздают обновы. Одним они по сердцу, другие недовольны. Впрочем, самого отца семейства не было.

Зот Инякин приехал позднее. Сморщенный, мятый, словно городская власть не ругала его за отставание от плана застройки и «бардак» со снабжением, а — жевала. Проскользнул вслед за Степаном Сепановичем, с появлением которого разом оборвались и шум и смех.

Ермаков изобразил на своем лице, обращенном к окну, независимость и полнейшее спокойствие, однако носок ермаковского ботинка стал очерчивать на полу нечто вроде круга. Один, другой…

Зот Инякин, отыскивая взглядом свободное место, задержался возле дверей. Степан Степанович указал ему пальцем на стул возле себя.

Худое, с желтизной на щеках, лицо Инякина не выражало ничего, кроме покоя и сытости, Игорь Иванович обратил на это внимание Ермакова.

— Лицо известно какое, — едва ли не на весь зал отозвался Ермаков, не прекращая дышать по системе йогов. — Коровье вымя!

Инякин быстро поднял на Ермакова свои красноватые, точно налитые кровью, глаза. Игорь инстинктивно придвинулся к Ермакову. Его охватило то острое, всепоглощающее напряжение, которое он испытывал, лишь выводя самолет на боевой курс.

Инякин докладывал о строительстве показательного квартала в Заречье. Но вот в зал вошел Хрущев, и докладчик тут же вперил взор в напечатанные на машинке листки, больше уже никто не видел его глаз.

Игорь знал, что Хрущев приедет выслушать мнение архитекторов и строителей «квартала будущего», как его назвала газета «Правда».

Хрущев кивнул, как старым знакомым, Ермакову, Некрасову, еще нескольким строителям, которые задвигалаись, зашептались, словно до этой минуты сидели схваченные морозцем — и вот разморозило…

Едва Инякин умолк, Игорь Иванович попросил слова — для замечания по существу, как сказал он.

— Исполком городского Совета обсуждает ход возведения квартала будущего, — начал он, поднимаясь на ноги и вцепившись двумя руками в спинку стула. — Строит трест номер… — Игорь Иванович назвал фамилию управляющего. — А докладывает не тот, кто знает о положении дел лишь по отчетам. Отчего так получается?

Игорь Иванович отстегнул боковой карман своего праздничного, чуть франтоватого синего пиджака (в торпедную атаку в свое время Игорь ходил неизменно при всех орденах), достал из кармана несколько листочков, вырванных ради такого случая из тетради с пожелтевшей шутливой наклейкой «Диссертация о Шуркиной кепке».

Эти тетрадные листочки неопровержимо доказывали, что в последние шесть лет инякинское управление хирело, как хиреет город, оказавшийся вдали от главных дорог. Вначале от управления отпочковались механизаторы, затем обрели самостоятельность отделочники.

Инякннское управление стало штабом без армии, страхи которого за исход кампании с утратой власти все более возрастают. Бессильное помочь делу и смутно ощущающее свою немощь, оно тем не менее забрасывало стройки потоком бумаг: «Давай-давай!» Все строительные пути-дороги захлестнула бумажная метель.