Ленька Охнарь (ред. 1969 года)

— Хорошее было времечко, когда жили в аудиториях. А? — весело говорил он, чувствуя, как разрумянились его щеки: каждую минуту он мог увидеть ее! Как-то произойдет их встреча? Сейчас все решится. — Кто из наших ребят учится? Дина носатая вроде выдержала? Талантливая девка.

— Учится. Только видимся мы редко. Она ж на театральном.

— Тоже в Гознаке?

— Кажется.

Они стали перебирать знакомых. Аллочка Отморская все не появлялась (да в столовке ль она?). Леониду очень хотелось спросить о ней Мусю: придет ли она сегодня ужинать? Студенты часто занимали товарищам места в очереди, за столом, а они ведь закадычные подружки.

Муся почему-то сама о ней не заговаривала. И, стараясь побороть внезапное смущение, Леонид как можно небрежнее спросил:

— Где ж твоя подружка? Иль поссорились?

Муся сразу его поняла:

— Я уж думала, и не поинтересуешься.

Она достала из кармана кошелечек. Чего тянет? Леонид был переполнен нетерпеливым волнением, заранее радуясь всем вестям, которые услышит. Ему здорово повезло, что встретил Муську! Теперь не выпустит, пока она не приведет его к Аллочке. Потом он расскажет обеим, как отыскивал их в соседнем корпусе, — то-то посмеются.

— Общежитие Алке тоже дали здесь. В третьем корпусе. Койка ее рядом с моей стоит. Только пустая.

Она раскрыла кошелечек, стала вынимать деньги.

— Не приехала еще из города? — не вытерпел Леонид.

— И не собирается, — копаясь в кошелечке, как-то невнятно ответила Муся.

— Не собирается? — по-прежнему весело, как-то по-особенному звонко переспросил Леонид, уже поняв, что произошло. — Заболела?

Муся пересчитывала на ладони серебряную мелочь и, казалось, была очень занята. Искоса, пытливо глянула на Леонида, вновь занялась деньгами. Умышленно будничным тоном спросила:

— Ты разве не слыхал? С Курзенковым Алка сошлась.

Сош... лась? — словно все еще не понимая, улыбнулся Леонид, и ему показалось, что у него остановилось дыхание, сердце, а толстощекое лицо Муси Елиной, столики с обедающими словно кто заслонил мутным стеклом.

— Уже с месяц, — продолжала Муся и лишь теперь сочувственно подняла глаза. — Отсюда, из общежития, Алка, правда, не выписывалась, койка осталась за ней, но живет у Ильи в Замоскворечье, на Малом Фонарном. Неужели ты, Леня, не догадывался? Это ведь у них еще до экзаменов началось. Она и к матери в Майкоп ездила, чтобы посоветоваться. Я думала, знал.

Конечно, догадывался и знал, иначе немедленно по устройстве в институт иностранных языков кинулся бы всюду отыскивать Аллу. Любить и не добиваться любимой? Ждать два месяца, зная, что и тебя ждут? Кто бы это вынес? Во всяком случае, не он, Ленька Осокин. Но догадку об измене, о «вероломстве» Аллы он держал где-то под исподом души, как ведро, утопленное в колодце и засосанное илом. Он от самого себя скрывал эту страшную догадку и временами так себя обманывал, что верил в чистоту Аллы, в непоколебимость ее чувства, в любовь. Рад, счастлив был он себя обмануть в последний раз и сейчас, при встрече с Мусей. Значит, правильными оказались его августовские подозрения, что Алла ускользает от него на глазах? Да и так ли уж трудно это было увидеть? Лишь повязка, которую накладывает на глаза любовь, помешала ему во всем сразу разобраться. Надежда же, которой он себя тешил, была простой самозащитой.

Да, но как искусно Отморская лгала ему. Уже собиралась за Курзенкова, а с ним гуляла по бульвару, целовалась за воротами. А у Ильи Курзенкова хватка: вырвал из рук! Впрочем, что значит «вырвал»? Сама прильнула. Как правдиво она играла! Недаром — артистка. Но ведь нравился же ей он, Ленька? Тянулась она к нему? Откуда ж такая перемена? Неужели сразу гуляла с двумя, выбирала? Тот больше устроил: квартира, помог с рабфаком.

— Ловко они, — сказал Леонид и засмеялся, словно восхищаясь, как его провели. — Поначалу я и в мыслях не имел. Увидишь, поздравь от моего имени.

Голос его и смех заставили Мусю высоко приподнять светлые, едва заметные бровки. Она глянула на него пристально, даже как бы с разочарованием. Но тут подошла ее очередь, Муся сунула буфетчице заранее отсчитанные деньги:

— Винегрет. Бутерброд с селедкой. Кисель.

Это было очень вовремя. Леонид уже не мог больше смеяться. У него мелко, часто дергалось нижнее веко правого глаза, и он испугался, что Муся заметит. Ему очень не хотелось, чтобы она заметила, остановить же нервический тик он не мог. Зачем он хотел скрыть свои искренние чувства? Леонид сам не знал: характер такой. Самолюбие его было оплевано, раздавлено, а он хотел стоять с высоко поднятой головой. Пусть Алка не подумает, будто смят или даже огорчен. Ну, мол, поволочился перед экзаменами — и ладно. А и в самом деле, таких ли он видал? Оксана Радченко, девочка — кругом шестнадцать, ни с кем не целовалась, а у этой дочка. Как хорошо, что он засмеялся Муське в лицо, пусть передаст.

Нижнее веко все дергалось. Черт, не потекли бы слезы.