Ленька Охнарь (ред. 1969 года)

Над столом, под матовой плоской тарелкой абажура, светила шестидесятисвечовая лампочка, в незанавешенное сверху окно смотрел черный зимний вечер. Гости сидели впритык друг к другу, тарелки через головы передавали тем, кто находился на дальних кроватях и принесенных стульях. Стало душно, открыли форточку, и холодный, пахнущий сырым снегом ветерок приятно потянул по головам.

Прокофий Рожнов рассказывал Леониду, сидевшему с ним рядом:

— Собираюсь и я жениться. Встретил хорошую девку: Софка. Рыженькая, глаза как у китаянки: во и с присыпкой! — он выставил большой палец левой руки, а из щепоти другой словно посолил его. На «воле» это считалось высшей похвалой. — Дочь партизана, уралочка. Целуется взасос.

— А как же твоя баронесса?

— Смылась куда-то. Нет и нет. Я наведался к ним в подвал на Сивцевом Вражке, открыла какая-то старушонка — божья перечница. «Переехали». Куда, мол? «Кто их знает». Может, в другой район Москвы, а может, и в другой город. Я так мекаю: ее маманя узнала о нашей любви и хай подняла: «С блатняком роман завела? Нашу голубую кровь позоришь? Он еще последнее украдет». Наверно, у них кое-какое золотишко затырено. Раз моя баронесса на свидание пришла с золотым кулоном на ажурной цепочке.

— Ну и как ты, Прошка? — с острым интересом спросил Леонид, — Не жалеешь о прошлой любви? К баронессе, я имею в виду.

— Что я, Достоевский, копаться в психологиях? Мало ли у меня разных баб было на «воле»? Может, у какой и пацан мой бегает. Всех вспоминать? Теперь полюбил Софку. Живет она с отчимом в Нижних Котлах. В общежитии встречаемся... Правда, ребята мешают. Секрет открою: скоро получаю комнату. Помнишь, ходили к Максиму Горькому, обещал посодействовать? Написал письмо в Моссовет, в апреле обещают ордер. Новоселье вместе со свадьбой справлять буду. Тогда позову тебя, спрыснем...

Он подмигнул.

— Можно?

В дверях стояли Алла Отморская и Муся Елина. Леонид покраснел. Это он пригласил их, как старых знакомых, зайти поздравить молодоженов..

— Садитесь, где сумеете, — поднялся Шатков со своего места. — Потчевать нечем, а гостям рады.

— Кто проголодается, пусть бежит в столовку. Там есть «коммерческие» бутерброды с селедкой.

— Мы со своим запасом, — сказала Муся и поставила на стол банку кабачковой икры.

Отморская подарила молодоженам небольшой фарфоровый чайничек для заварки. Шатков тут же налил в него пива я высосал.

— Из собственного!

— О, да вы буржуями становитесь! — воскликнула подруга молодой.

Большинство подарков гости съели: это были вино и закуска. Но за спиной молодоженов на подоконнике красовались две поднесенные книги и плоский утюг.

— Скоро можно раскулачивать. А что с утюгом будете делать?

— Найдем применение, — с важностью ответил Иван. — Буржуям хорошо: сцепятся — есть чем подраться: кочергой, не то статуем... работы Федота Шубина. А нам? Не общими же тетрадками? Глядишь, утюг и пригодится.

— Вот Нелли тебе «коровий зализ» и пригладит.

Комната была переполнена, всё же умудрились потесниться. Леонид уступил свой стул Алле, сам прилепился рядом, налил вновь прибывшим в чьи-то опорожненные стаканы плодово-ягодной. Подруги не отказывались, чокнулись с молодоженами.

— Горько! — закричал Леонид.

— Да уж не сладко будет, пока институт не кончим, — засмеялся Шатков и чмокнул серьезную, зардевшуюся жену в губы.

— Желаю вам через двадцать пять лет счастливо справить серебряную свадьбу, — подняв стакан, пожелала Муся. — А через пятьдесят — золотую.

— Мура все это! Им бы отдельный чуланчик. А то и тут, в общежитии, да простынкой отгородиться.

— Ничего. Зато, Ваня, при коммунизме детям скажешь: вам отдельной комнаты мало? А как же мы с мамой всю первую пятилетку под кроватью прожили?

— Об одном предупреждаю: не заводите сразу больше десяти ребят.

Опять все смеялись, а Нелли не знала, куда спрятать глаза.

— Шуточками зависть прикрываете? — воскликнул Шатков. — А я выбрасываю лозунг: следуйте нашему примеру — на трамвай и в загс. Кто следующий?

Веселье росло. Парни значительно поглядывали на девушек, те смущенно и загадочно опускали глаза. Задорное опьянение охватило Леонида. Он локоть к локтю, коленка к коленке сидел с Аллой Отморской, и она не отодвигалась. Впрочем, отодвинуться было и некуда.

«Все женятся, — думал он сейчас. — Один я остаюсь холостым».

Женился только Шатков, и в душе Леонид не одобрял его поспешности. Сперва надо получить диплом, — так решил он совсем недавно, видя, что с Аллой ничего не получилось. Но в сегодняшнем взъерошенном состоянии что-то заставляло его чувствовать себя бесприютным.

— Ой, жарко, — сказала Алла и слегка помахала рукой у горла. — Понакурили! Ужас.

— Да, жарко, — подтвердил Леонид, готовый соглашаться с ней во всем, — И открытая форточка не помогает. Хочешь, выйдем?

Она подумала, глянула на часики, надетые на полную руку.

— Пожалуй, давай.

Пришлось подниматься доброй половине гостей, иначе в тесноте нельзя было выбраться. Леонид стукался о чьи-то коленки, наступал на чьи-то ноги, извинялся улыбками, жал чьи-то руки. Вслед ему, Алле сыпались шуточки:

— Вы, не в загс торопитесь?

— Может, свидетели нужны?