– Па-па-па-па-па! – закричала она, увидев нас на пороге. – И куда это мы собрались с такими ногами?! Стаматина только что все полы перемыла.
Тогда мы решили двинуться на наши «камешки», чтобы там его подождать. Никос сказал, что долго не задержится и отправится вслед за нами. Но, выходя, мы увидели, что он смотрит на Нолиса и хмурит брови. У Никоса брови густые-густые, и, если он расстроен или сердится, они сходятся на переносице. Он хмурится, и, кажется, они ему все лицо закрывают. Будто тучи сгустились перед самым ливнем. В такие моменты мы говорим: «Никос натучился».
– Нолис пусть останется здесь и поможет мне разобраться с вещами, тогда выйдет быстрее, – сказал Никос.
Возле дальней пристани высилась скала с маленькой пещерой внутри. Там и были наши «камешки». Один, самый большой, – настоящий трон, а вокруг – много маленьких; море обточило их так, что они превратились в удобные кресла. Обычно Никос сидел на троне, а мы вокруг него, причем у каждого – свое место. Какая бы жара ни стояла снаружи, внутри пещеры всегда было свежо. Мы сидели и болтали ногами в воде.
– Зачем это Нолис понадобился Никосу? – спросила Артеми.
– Может, поговорить о переезде в Афины, – предположила Мирто.
Я ничего не сказала, но была уверена, что точно не из-за переезда, потому что Никос никогда не хмурился, если у него хорошие новости.
– А может, это ваш леопард сдох, – встряла Пипица.
– Дрянь ты, вот ты кто! – рявкнула Мирто.
– А я скажу твоей тете, что ты назвала меня дрянью!
– Да хоть епископу.
– А я скажу, что ты сказала «да хоть епископу».
– Ябеда-корябеда! – бросила ей маленькая Авги, которая вообще редко говорила.
– А я скажу папе, чтобы он забрал бочку обра-а-а-атно! – заныла Пипица.
Если бы в этот момент в пещеру не вошел Никос, дело точно кончилось бы дракой. Пипица бы схватилась с Мирто, Мирто бы победила, и Пипица убежала бы домой. Но ненадолго. Она бы вернулась, но уже со своей мамашей. Правда, ее мать никогда не орала на Мирто и на меня, пусть даже это мы обидели Пипицу. Она всегда ругала детей из лачуг, даже Авги. И сколько бы мы с Мирто ни кричали, что это мы виноваты, а не бедняки, мама Пипицы никогда нас не слушала. И поэтому хорошо, что Одиссеас показал ей язык, когда она уже отвернулась. А то она устроила бы такое!..
Никос сел на трон. Я внимательно смотрела на Нолиса, и мне показалось, что глаза у него покраснели, как будто бы он плакал.
– Ну, так ты придумал что-нибудь про леопарда? – воскликнула Мирто.
Никос рассмеялся:
– Ты посмотри на свои ноги! По два метра каждая, а ты всё сказки просишь. В этом году я буду рассказывать вам только настоящие истории, больше никаких сказок. Но сейчас мы пойдем купаться.
Как же весело купаться вместе с Никосом! Он начал учить нас плавать по-настоящему, стилем со странным названием «кроль». Говорит, мы уже выросли и больше не можем плавать по-собачьи.
Наконец мы растянулись на песке, и Нолис спросил:
– И какие истории ты будешь рассказывать нам в этом году, Никос?
Никос молчал, только смотрел вдаль, на море, словно бы что-то обдумывая. Снова сдвинул брови – «натучился» – и наконец произнес:
– Я бы рассказал вам настоящие истории про дальние страны, истории про мудрецов и про таких людей, как мы, истории о вещах, которые вам даже в голову не приходили. Но я не могу. Может, в следующем году… Может, позже…
– Ну расскажи, расскажи нам! Почему ты не можешь? – взмолились мы все вместе, сгорая от нетерпения.
– Нет, – Никос был тверд. – Я расскажу вам о другом.
Мы смотрели на него не отрываясь – вдруг да поймем, что же он хотел нам рассказать. А Никос набрал полную пригоршню песка, просеял его сквозь пальцы, так что он сыпался тоненькой струйкой. Пока в его ладони не остался маленький кусочек стекла от разбитой бутылки, обточенный и отполированный морем. Он был похож на камешек. Никос смотрел на него, подбрасывая на ладони, и вдруг лицо его осветилось, «тучи разошлись», и он весело воскликнул:
– Хотите, я расскажу вам, как получается такое стеклышко? Или… – Он снял с головы Нолиса колпак, который тот смастерил себе из газеты, – расскажу, из чего делают бумагу?
– Как-как? Как это «из чего делают бумагу»? – растерялся Одиссеас.
– Всё делают из чего-то, – улыбнулся Никос. – Ну так вот, я расскажу вам, как леопард сделал бумагу.
Как-то раз, когда леопард смотрел на мир голубым глазом, а черный спал крепким сном, стал он бродить по городам да улочкам и собирать всякий мусор. Он заглядывал в сады, обдирал кору со стволов деревьев и складывал ее в большие мешки. Потом принес свои мешки с мусором к длинному зданию с трубами и оставил их у самого крыльца. Вывеска на фасаде длинного здания сообщала огромными буквами, что здесь находится «Бумажная мастерская».
– А что это значит? – воскликнули мы.
– Это значит, что в мастерской, как сказал бы дедушка, изготавливают бумажное полотно. То есть делают бумагу.