Стихотворение «Булевар» - пародия на монолог Фамусова о Москве. Предметом сатиры Лермонтова являются те же московские старики, дамы и женихи, которым поет дифирамб Фамусов. «А наши старички?? - Как их возьмет задор, //Засудит об делах, что слово - приговор». И как бы в ответ Фамусову Лермонтов рисует сатирические портреты стариков на Тверском бульваре: «И ты, мой старец с рыжим париком, //Ты, депутат столетий и могил…», «…Подалее на креслах там другой; //Едва сидит согбенный сын земли…»
В дряхлом, «согбенном» старце «в сто лет» некоторые комментаторы склонны видеть издателя «Дамского журнала» П. И. Шаликова. Но Шаликову в то время было 62 года; он прожил еще 20 лет и умер только в 1852 году.
Портрет Шаликова Лермонтов нарисовал в эпиграмме, обращенной к нему полтора года спустя, в декабре 1831-го. Этот портрет живого, подвижного человека никак не соответствует дряхлому облику старика из стихотворения «Булевар».
Воздав хвалу дамам, Фамусов восхищается московскими девицами, их благонравьем, их воспитанием, с восторгом восклицая: «Словечка в простоте не скажут, все с ужимкой…»
Отметив «спесь» в пошлой болтовне «дам», Лермонтов обращается к дочкам, гуляющим на бульваре в сопровождении «маменек»:
Особенно резко выступает юный поэт против московских «женихов», невежественных отпрысков родовитых фамилий, по поводу которых одобрительно заявляет Фамусов вошедшей в обиходную речь формулой, словами, ставшими чуть не пословицей: «…У нас уж исстари ведется, //Что по отцу и сыну честь…» Лермонтов зло смеется над новыми московскими Митрофанушками: «О женихи! о бедный Мосолов… Но ты согласен на свою беду, //Что лучше все же думать говорить, //Чем глупо думать, и глупей судить».
Светскому обществу Лермонтов противопоставляет народ, говоря, что если бы весь наш народ был похож на пустоголового Мосолова, то он бросился бы вон из России.
Лермонтов принадлежал к поколению, детство и юность которого были овеяны героикой Отечественной войны 1812 года. Люди этого поколения привыкли с ранних лет встречать участников войны, восторженно слушать их рассказы о борьбе за Москву, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа. Герцен назвал эти рассказы своей колыбельной песней, своей Илиадой и Одиссеей. Такой колыбельной песней были они и для Лермонтова. Он слышал их еще в детстве и от своего отца, служившего в ополчении, и от деда Афанасия Алексеевича Столыпина, героя Бородина, «доблестное бесстрашие» которого надолго осталось в памяти его боевых товарищей. Немало рассказов услышал Лермонтов и по приезде в Москву.
В семье Мещериновых встречал он генерала Меликова, потерявшего руку в Бородинском сражении. Хозяин дома и его друг, безрукий генерал, оба участника Отечественной войны, окруженные толпой детей и подростков, заводили разговоры о героических днях и делились боевыми воспоминаниями. При Бородине был и Дмитрий Алексеевич Столыпин, владелец Середникова, до того прославившийся храбростью под Аустерлицем. Д. А. Столыпин - военный специалист, и его статьи по артиллерии были отмечены в свое время.
Много слышал поэт солдатских рассказов об этой народной войне. Он слышал их не только в Тарханах, но и в Середникове. Документально известно, что тридцать семь тамошних крестьян служили в народном ополчении, а середниковский священник М. П. Зерцалов имел бронзовую медаль «1812».
Сражение произошло 26 августа 1812 года при селе Бородино. Сразу за селом простирается открытая, местами всхолмленная равнина. Это и есть Бородинское поле, или поле Бородина, как озаглавлено юношеское стихотворение Лермонтова, посвященное происходившей здесь битве. «Поле Бородина» дошло до нас только в копии, среди стихов 1830 - 1831 годов. Его автограф не сохранился, и мы не знаем, при каких условиях оно написано. Возможно, что стихотворение связано с посещением этого исторического места.