Леший

Мысль пришлась впору. Чуть раньше или чуть позже она была бы неуместна. Раньше ребятишки еще не были готовы, позже – у них закружились бы головы. Сейчас самый раз.

Иванов поднял трубку внутреннего телефона и долго ждал.

– Всё спишь?! – крикнул он. – Запрягай машину и палатку кинь туда… Какую… Которую изъяли тогда. У тебя их там много, что ли? Тогда что ты спрашиваешь?! Не можешь?! Тошнит?! Хорошо. Останешься здесь. Всё равно кому-то надо сидеть. Выгони машину, проверь бензин, масло…

Он опустил трубку и произнес:

– Перебрала вчера наша Гуща. Трезветь неделю будет, гроза алкоголиков…

Через минуту мы опустились к подъезду. «Уазик» с широкой полосой вдоль кузова и надписью «милиция» стоял у крыльца. Гуща, ссутулившись, сидел напротив и держался руками за скамейку, словно боясь быть унесенным ветром.

Богомолов сел за руль. Глава администрации – рядом, согласно закоренелой привычке быть впереди. Остальные – позади, в салоне.

Надсадно гудит рыхлой дорогой мотор. Ворчит под колесами гравий. Скоро мы приедем в Иштан, а там как бог на душу положит. Считай, что тебе здорово повезло, полковник Кожемякин, – в третий раз за отпуск на родину являешься. Снова увидишь те несколько домов, присевших, словно верблюды для посадки пассажиров, кедрач и церковь, реку. Утомленный ожиданием, ты готов был порвать с внешним миром и жит здесь целую вечность. Но мир, этот жареный петух, клюнул, и тебе стало больно. Ты вынужден прятаться за козырьком фуражки, ты вынужден скрывать свое настоящее имя, но ты борешься, ты воюешь.

Совсем недавно старой дорогой и буреломом пришлось мне тащиться, изнемогая от усталости, обходя посты и отлеживаясь в низинах. Сегодня – совсем другое дело. Летит мимо пихтачей и сосняка милицейская машина. Часа не прошло, как мы уже были в деревне. Даже с сиденья вставать неохота. Только сели – вылезай. «Вот моя деревня, вот мой дом родной…»

Машина стояла посреди улицы. «Летучая группа» была готова к действию, будь она не ладна. Как бы от нее избавиться. Ведь не отстанут. Прилипли, как банный лист к… А ведь мне нужна самостоятельность.

Иванов принялся строить планы – туда сходить, сюда заглянуть. Глава сельского округа вспомнил о планах зловредной старухи – губернаторской тещи, – туда бы ему наведаться. Отметиться решил. С пьяных глаз. Только там его не хватало. Впрочем, может быть, мне это на руку, когда разброд в мозгах?

Через дорогу у перекрестка под широкой четырехскатной пологой крышей притаился старый магазин. Древние рубленые стены давно изветрились и почернели. Я смотрел на них, словно впервые видел.

Вынув камеру, я принялся снимать «для потомков», попутно отвечая на вопросы. Любопытные, оказывается, все-таки попутчики. Приходится рассказывать: да, конечно… Естественно, тот тип, ограбивший Новосибирский банк, бывал здесь, заходил к продавщице на огонек за бутылкой «Сибирских Афин». И вообще, говорят, он из здешних.

Продолжая снимать на видео, мы вошли в магазин. С продавцом теткой Марфой случился столбняк. Возможно, на днях она собиралась свести «дебит с кредитом», а «сальдо», то есть остаток, положить в карман. Поневоле будешь стоять с разинутыми глазами, когда от звездочек и фуражек в глазах рябит. И за то спасибо. Слава богу, не узнала, родимая, Тольку Кожемякина. Стой! Тебя же снимают. Для потомков…

– Чего хотите? – наконец подавила волнение продавщица. Она готова пожертвовать заработанными кровью и потом рублями… на нужды неимущей милиции. Умела строить «баланс» мадам. Об этом давно известно. Она и уезжать отсюда в свое время отказалась по той же причине. И бог с ней. Не пойманный – не вор.

Однако от такого количества гостей она слетела с катушек и уже, видно, готова была совершить единственную в своей жизни промашку. Надо спешить ей на помощь. Опустив камеру, я приступил к прилавку с пятисотрублевой купюрой меж пальцев. Старая пройдоха заметила деньгу. Чего хотят господа? Водки? Но магазин не торгует подобным товаром. Запрещено решением садоводческого товарищества: всех решили трезвенниками сделать. Разумеется, это нарушение, потому что магазин подчинен райпотребсоюзу и к обществу садоводов-любителей отношения не имеет.

Нелюбин стоял рядом, сосредоточенно хлопая ресницами. Как глава администрации он тоже приложил руку к известному запрету. Теперь он ругал себя, жертва минутной эйфории. Не подпиши он в начале весны «проект согласования», сейчас на полках стоял бы полный набор ликероводочных изделий.

– Очень плохо, – размеренно и внятно произнес Иванов, выпучивая глаза, – придется делать обыск.

При слове «обыск» у бедной старухи начала трястись голова. Под белым халатом заметно вибрировали плечи.

– Ну, вообще-то… – она отшатнулась от прилавка, готовая проклясть день, когда согласилась быть продавщицей в этой дыре. Зимой вообще никого. Доходы – нуль. Одни нервы… – Вообще-то, у меня есть там, в запасе, пара ящиков. – Она махнула ладошкой в сторону складской двери в проеме между полками. – Забыла про них совсем, не торгую потому что. Нельзя нарушать распоряжение администрации. А так-то оно стоит…