Леший

Чачин вместе с матерью жил за парком на улице Некрасова. Вскоре, свернув с Иштанской улицы, мы остановились перед его домом.

Ворота изнутри оказались запертыми. На стук никто не выходил. Однако я был настойчив и продолжал в них настукивать. То кулаком, то, развернувшись к улице, ногой. У соседей с перепугу надрывались лаем собаки. Неужели можно спать дома и не слышать весь этот стук? Нельзя такой шум не слышать. Значит, он слышит, но не хочет открывать. С похмелья у обычного человека болит голова, он никого не желает видеть. Такое возможно, если с похмелья страдает трезвенник, а если это закоренелый алкаш? Станет алкоголик, лежа на диване, испытывать собственное терпение? Сидеть взаперти – это чересчур и даже слишком, когда снаружи стучат друзья-товарищи, у которых за пазухой, может, притаилась «литра или две». Он откроет, чтобы убедиться. Тем паче, что граненый стакан в доме и головка лука всегда найдутся…

Этот не открывал. Так поступают лишь те, кто знает свою вину, кому надо отсидеться до лучших времен. Еще так поступают покойники.

Открыв дверцу в палисадник, я вошел внутрь и прильнул к стеклу, стараясь рассмотреть изнутри помещение. Иванов обогнал меня и смотрел в окно спереди.

– Ну вот что лазят, а?! – донесся раздраженный женский голос за стеклом. – Лег человек отдохнуть, так ведь нет! Нету ему нигде покою! Чо надо-то?!

Женщина спрашивала у Иванова, решив, как видно, пойти ва-банк. Она никому не откроет, потому что это ее дом. Я подошел к Иванову и увидел за тюлевой занавеской тетку Катерину.

– Свои это, тетя Катя, – крикнул я. – Помнишь меня? Я Толя Кожемякин.

Сняв фуражку и отойдя на шаг от окна, я выпрямился в полный рост.

– Нечего! Нечего тут лазить! Идите своей дорогой, куда пошли! Ишь! Ходят тут, кто попало! Говорю: забей калитку, так нет. Вон же лазиют все подряд…

Она никого не хотела знать. Обычно так себя ведут после тщательного инструктажа.

– Лешка! – крикнул Иванов. – Вон же ты лежишь за печкой – ноги торчат. Вставай, поговорить надо…

Я подошел и тоже заметил в глубине комнаты ступни, лежащие на кровати. Вот одна нога, нехотя шевельнувшись, почесала другую и опустилась к полу. Чачин приподнялся, сел в кровати и, сидя, принялся смотреть в окно, словно впервые его видел. Затем встал и, тряся косматой головой, двинулся к нам.

Тетка Катерина сразу умолкла: ее миссия на этом окончилась. Чачин, приветствуя нас, поднял руку, зевнул и направился к двери – открывать запоры. Ничего странного, вполне понятная ситуация. Человек перебрал и никого не хотел видеть.

– Ты же уехал вчера, – подал он руку, дыхнув перегаром.

– А теперь опять приехал. Ты нам нужен.

– Зачем?

Вопрос озадачил. Еще вчера он горячо вспоминал, как мы дружно жили и дружно росли. Теперь Чачин вдруг охладел. С чего бы это? Наверное, с похмелья. Тоже бывает, так что не следует обижаться.

– Ты ничего не слышал? – спросил я.

Тот отрицательно качнул головой, напряженно икнув.

– Говорят, вчера на джипе кого-то катали… Правда, что ли?

Чачин кивнул: довезли до дома. Хорошие мужики попались – не то ночевал бы где-нибудь в канаве.

– Ты же не один был, когда меня в город провожали…

Чачин задумался, скребя в волосах. Действительно, было такое дело. Надо же так случиться, даже забыл о них. Он тряхнул головой, выпустив очередную порцию ядовитого воздуха. Стоял и молчал. Что с пьяного взять, тем более что это было вчера, а не сегодня.

– Дом, Алешенька, сожгли у меня, – сказал я как можно спокойнее, не спуская глаз с друга. – Одни головешки остались.

– Сожгли?…

Чачин, похоже, не особо-то удивился. Впрочем, это могло быть не так. Хуже нет, когда домыслы занимают место доказательств.

– Говорят, тебя расспрашивали вчера обо мне, – продолжал я.

Чачин смотрел отсутствующим взглядом то в пол, то мне в грудь, судорожно скреб в голове. Сколько человеку нужно выпить, чтобы так отравить себя?

– Спрашивали или нет? – пришлось повторить еще раз.

– Вроде нет. А может, спрашивали… – отвечал тот, зевая.

Он сложил губы скобой, наклонив голову на бок. Откуда человеку знать про вчерашний день.

– Вот даже как?! – удивился я. – Ну хорошо… Иди, отдыхай…

Я развернулся и шагнул к машине, оставив Чачина одного зевать у ворот.

Остальные друзья, Федин и Михеичев, жили на краю поселка, в районе двухэтажных брусчатых домов под названием «Шанхай». Мы подъехали туда, Иванов вызвал их из дома на улицу и, когда все уселись в машине, я подступил к ним с расспросами.