Лестница героев

– Нет, – покачала Агата головой. Вчера она наврала домовладелице, что получила работу в одном магазинчике, у хозяйки которого нашлась свободная комната. – Вы и так были чрезвычайно ко мне добры, мадам, не могу же я вас вечно обременять?

– О чем ты говоришь! – всплеснула руками домовладелица и поправила немного съехавшие от резкого движения каштановые локоны. – Сейчас такое время, что нужно помогать друг другу.

И, словно подтверждая свои слова делом, усадила Агату за стол и накормила завтраком – капустными оладьями.

– Вот, это тебе, – сунула она ей на прощание маленький сверток. Агата машинально его приняла и сразу нащупала завязанные в носовой платок монеты.

– Мадам эр Кебба, – растроганно пробормотала она, – да что вы! Не надо! Мне же скоро зарплату платить будут!

– Держи, держи! Когда она еще будет, твоя зарплата!

– Нет, мне неудобно! Вы и так столько уже для меня сделали!..

– Вот и хорошо. Если могу чем-то помочь, значит, помогу, – заявила мадам эр Кебба, решительно поправляя очки на носу. – Как говорит Голос Свободы, наша сила сейчас в том, чтобы держаться вместе; только так мы сможем выстоять.

Агата скрыла невольную усмешку. Надо же, ее цитируют!

– Спасибо, – прошептала девушка, обнимая хозяйку доходного дома. Какая же она славная!

– Ты в гости заходи, не забывай, – шмыгнула мадам эр Кебба и утерла глаза краем заляпанного фартука.

– Обязательно, – пообещала Агата. – Спасибо вам за все!

* * *

Замки на входной двери были закрыты, внутри, в гостиной, темно и тихо, и все же по каким-то неуловимым, необъяснимым признакам она чувствовала, что дома – чужой.

«Неужели полиция Третьего континента?» – мелькнула тревожная мысль, сердце немедленно заколотилось, и захотелось податься назад и бежать, бежать прочь отсюда.

Усилием воли дама заставила себя успокоиться. Вряд ли вражеские агенты стали бы утруждать себя незаметным проникновением в ее дом и устраиванием засады; скорее, они бы вломились внутрь, вышибая все двери подряд, арестовали бы ее и отволокли в тюрьму, как уже сделали это со многими высокопоставленными чиновницами.

И вообще, возможно, ей просто показалось. За то совсем непродолжительное время, как Сирион пал, жизнь изменилась столь круто, что, должно быть, у нее просто развилась паранойя.

Не торопясь включать свет, дама достала из сумочки небольшой револьвер, который с недавних пор начала носить с собой. Оружием ей прежде пользоваться никогда не приходилось, и она не представляла, сумеет ли в случае чего выстрелить, но все равно один факт его наличия успокаивал.

Сделав еще пару глубоких вдохов, она щелкнула переключателем, и свет люстры волшебным образом приглушил страхи и наглядно продемонстрировал, что гостиная пуста.

Дама убрала револьвер в сумочку и несколько нервно рассмеялась. Да уж, заигралась она в шпионов, теперь они везде ей мерещатся!

Успокоенная этой мыслью, дама сделала несколько шагов – и вскрикнула от неожиданности, увидев, как из развернутого к ней спиной кресла с трудом поднялся незнакомец в разорванной одежде, с рассеченной бровью, кровоподтеком на скуле, заплывшим глазом и залитым кровью лицом.

Он выглядел смутно знакомым, но дама никак не могла вспомнить, где его видела: собственный испуг к этому никак не располагал.

– Вивьен, – с трудом пробормотал незнакомец, щурясь от света.

– Тайрек?! – ахнула Вивьен.

Глава 11

Казалось, с разбившимся аэролитом разбился и весь интерес Тристана к жизни. Его ничего больше не волновало и ничего не интересовало; в груди образовалась противная, сосущая пустота.

Не раз и не два Тристан пытался напомнить себе, что жил же он как-то прежде без летного камня. Жил – и не страдал. И множество других людей живет без аэролитов. Но в том-то и беда, что жить, не зная чего-то, куда проще, чем жить и зная, и имея это – а потом этого лишившись…

Красный Барон получал откровенное удовольствие от морального состояния своего пленника. Последние дни он каждый вечер приказывал приводить Тристана на ужин, наслаждался его убитым видом, не упускал возможности сказать что-нибудь уничижительное, а напоследок напоминал о том, что заключение закончится, как только авионер отдаст ему камень власти.

– Вот она, разница между мной и тобой – ровно в один летный камень! – с довольным видом повторял Красный Барон. – Ты был весь из себя такой наглый и смелый, такой уверенный в себе! А стоило лишиться аэролита – и от твоей бравады и наносной храбрости ничего не осталось. Не человек, а пустая оболочка, вот и все!

Обидные слова Красного Барона, в иных обстоятельствах наверняка задевшие бы Тристана, главным образом потому, что они, получается, правда, сейчас оставляли его равнодушным. Авионеру казалось, что он лишился огромной части себя, и ему еще только предстояло научиться жить с этой потерей… Если вообще оно того стоит – продолжать жить; сейчас это занятие казалось ему абсолютно бессмысленным.