Лестница героев

Агата выжала из себя улыбку, но внутри вся напряглась. Шутки шутками, но через какое-то время и другие постояльцы заметят, что ее ежедневные отлучки совпадают по времени с радиорепортажами, и могут начать кое-что подозревать.

Нет, так нельзя, нужно что-то решать, нужно искать новое жилье. Только денег у нее как не было, так и нет. Где и на что ей жить?

Ответ пришел сам собой и был настолько очевиден, что Агата изумилась, почему не подумала об этом раньше. Да все там же, в парке Ржавых Каруселей! Условия вполне приемлемые для жизни, запасы съестного и одежда в шкафах есть, а «работа» – то есть радиопередатчик – под боком. К тому же бывшая штаб-квартира тайных агентов – наверняка последнее место, где ее будут искать; Агата хорошо усвоила уроки Кирби и Сегрина о том, что самое лучшее место для того, чтобы спрятаться, – это у всех на виду.

– Мадам эр Кебба, – решила не откладывать Агата, – я переезжаю.

* * *

Нильсон безмолвной тенью маячил на обочине летного поля.

До вылета спасательной группы в Кондор оставалось еще около получаса, и Ника, убедившись, что авион в полной готовности, подошла к медбрату. Не столько потому, что хотела этого, сколько потому, что понимала, как нелегко Нильсону было вырваться. Ни дня не обходилось без того, чтобы в ожесточенных стычках на границе кого-то не ранило. А тут еще и больные из госпиталя Алтана! Доктора и медбратья сбивались с ног, самоотверженно трудясь круглые сутки напролет, – и Нильсон в том числе.

Отчасти именно из-за этого они практически не общались после того, как Ника вернулась на мыс Горн: у юноши просто не было времени. Другая же причина заключалась в том, что после Никиного возвращения отношения между ними как-то неуловимо, но ощутимо изменились. Во всяком случае, ощутимо для Ники, ведь именно она стала по-другому воспринимать Нильсона после разговора в «деревяшке»; он здорово обидел ее тем, что поверил, будто она оставила Тристана на Окракоке.

Медбрат наверняка тоже замечал холодок отчуждения, возникший между ними. Тем не менее, когда Ника к нему подошла, Нильсон выдохнул:

– Я скучал…

Ника промолчала; она не хотела говорить «я тоже» просто из вежливости.

Наступило неловкое молчание.

– Я сделал что-то не так? – не выдержал Нильсон. – Это из-за того, что я постоянно занят в лазарете и мы почти не видимся?

– Ты о чем? – нахмурилась Ника, сделав вид, будто не понимает. И сама же задалась вопросом, зачем это сделала. Не проще ли сразу выложить все начистоту? Почему надо усложнять и без того непростой разговор?

Но, видимо, такова уж человеческая натура – всегда хочется еще немного полелеять свои обиды и демонстративно надуться, желая, чтобы виновник сам обо всем догадался, а потом сердиться на него за непонятливость.

– Ты… – Нильсон замялся, подбирая слова. – Ты отдалилась.

– Война, – пожала плечами Ника. Это был удобный ответ, дававший универсальное объяснение любых вопросов.

Нильсона он, похоже, не убедил, но юноша сделал вид, будто его принял. Вероятно, медбрат понимал, что сейчас совсем не место и не время для выяснения отношений.

– Береги себя, – выдохнул он. – Я очень за тебя переживаю… И буду переживать каждую минуту вашего отсутствия.

– Постараюсь.

– Можно… – начал было Нильсон, осекся, но потом набрался смелости и все-таки договорил: – Можно мне тебя обнять?

Ника напряженно кивнула – и в следующий миг оказалась в объятиях, крепких – и приправленных ноткой отчаяния. Нильсон словно не хотел отпускать девушку от себя, хотел оставить здесь, в безопасности.

Не сразу, но Ника начала расслабляться, а ее раздражение и досада стали таять под лучами искреннего беспокойства Нильсона. Как же все-таки приятно чувствовать, что кто-то о тебе волнуется, что ты кому-то нужна! Какое это теплое, умиротворяющее ощущение! Хочется закутаться в него с головой – и так в нем и остаться!

«Зря я так на него обиделась, – размышляла Ника, тоже обнимая юношу. – Если бы я ему рассказала, как все было, он бы мне наверняка поверил. Да еще стал бы яростно защищать меня от тех, кто думает иначе. Но я не дала ему и шанса».

В отличие от боли, разочарования и прочих страданий, приятные минуты не длятся вечно. Нильсон неохотно разжал руки, девушка отступила на шаг и подняла взгляд на медбрата. В его глазах горел самый настоящий огонь тревоги, беспокойства и множества других самых сильных чувств.

– Я вернусь, – пообещала Ника, чувствуя, как это пламя опаляет ее и почти против воли зажигает в ней искры в ответ.

– Я буду ждать, – эхом отозвался Нильсон, и это прозвучало как клятва.

* * *

Агате не потребовалось и минуты, чтобы собраться для переезда, ведь своих вещей у нее не было. Встав утром, девушка умылась, причесалась, накинула на себя пальто, в котором сбежала от Кирби, забрала наброски репортажа и документы, украденные со стола ферр Дайха, и спустилась вниз.

– Не передумала? – спросила девушку мадам эр Кебба.