Летающие киты Исмаэля(сборник)

— Поверьте мне, Дебби, вы не скажете ни единого слова, которое мне уже не приходилось слышать от своих пациентов. Зато вы очиститесь от всех токсичных для вашей психики элементов, которые накопились в ней за последнее время. Более того, вы будете все время сознавать, что говорите, и по первому требованию я впрысну вам противоядие.

Видя, что она ни на что не может решиться, беспомощно мотая головой из стороны в сторону, Марк подошел к ней и приготовился впрыснуть лекарство.

Дебора мгновенно предупредила его движение:

— Нет! Я согласна. Не надо укола.

— Спасибо, Дебби, — доктор повернулся, чтобы положить на место шприц. В то же время он углядел упрек в глазах Рады и пожал плечами. Да, он постулат не вполне этично. Если бы он действовал по инструкции, он должен был поставить ее в известность обо всем, что ее ожидает, еще до укола озефина. Он же рассказал ей только, что инъекция каким–то образом неожиданно раскрепостит ее, но уже после укола. Опыт подсказывал ему, что не следует говорить больше тем, кто нуждается в таком лекарстве. Этой девушке озефин был просто необходим. И он, Марк Галерс, несмотря ни на что, обязан был сделать укол. И если ему необходимо было слегка подстраховаться, он сделал и это.

Выйдя в коридор, он ознакомился с личной карточкой девушки, которую по ходу дела добыла ему Рада в корабельном архиве. В ней не было записей о каких–либо прежних болезнях, и самое главное, указывалось, что сердце девушки вполне здоровое. Оно было в состоянии выдержать недавний загадочный приступ, должно было выдержать и сильную, но кратковременную перегрузку, которую вызовет озефин.

Теперь он стоял рядом с автодиагностом, одним глазом глядя на стрелки прибора. Другой он не отрывал от пациентки. Действие озефина началось ровно через три минуты.

Дрожь пробежала по обнаженному телу девушки. Затем она успокоилась и с тревогой посмотрела на врача. Марк улыбнулся.

Она сделала слабую попытку улыбнуться в ответ, но в этот момент вторая волна дрожи охватила ее и стерла созревавшую на ее лице улыбку, как волна размывает песчаный замок. Затем наступила вторая пауза, более короткая.

— Расслабьтесь, — приказал Марк. — Старайтесь не сопротивляться. Относитесь к этому так, будто катаетесь на доске в полосе прибоя и ваше тело именно в этот момент находится на гребне волны.

И он прошептал про себя: «И не позволяйте, чтобы волна сбросила вас с этой доски, иначе бездна поглотит вас… Тогда наступит полнейший покой, и вы тихо будете дрейфовать по течению, не испытывая никаких превратностей в жизни».

В этом–то и заключалась опасность. Девушка могла не выдержать того, что ей подсказывал ее мозг. Она могла забиться в дальний угол своего сознания, в такие темные его глубины, откуда ее уже никто, даже она сама, не мог бы извлечь.

Вот почему он так внимательно следил за показаниями прибора. Если они приблизятся к критическому порогу, ему придется дать ей противоядие. И притом быстро. В противном случае она могла бы замкнуться в себе и так и остаться в этом состоянии, глухой к голосам и внешним раздражающим факторам.

В этом случае ее перевели бы в какой–нибудь земной санаторий, где подвергли бы длительному лечению. Возможно, она и пришла бы в конце концов в себя, и была бы даже похожа на ту, прежнюю Дебору, чем была прежде, и, может быть, даже выздоровела. Но не исключалась возможность того, что она так и осталась бы в похожем на смерть трансе, неспособная пошевелиться.

Такова была опасность, связанная с применением озефина. И все же он рискнул, потому что был уверен в себе, потому что у него была возможность своевременно вмешаться в происходящее в ее организме. И самое главное — он обязан был это сделать из–за ее отца. Он опасался, что если «Король Эльфов» улетит прежде, чем она пройдет эффективное лечение, то все пойдет насмарку. Она пропадет, оставшись на всю жизнь больной. И он вынужден был признаться самому себе, что в этом случае она пропадет и для него.

Поэтому более чем профессиональным взглядом следил он за каждым движением ее мускулов. Сейчас это была просто пульсация, начавшаяся в области живота и распространявшаяся по всему ее телу, как круги от брошенного в воду камня.

Через несколько мгновений девушку охватила серия схваток, и стрелка на приборе как ракета взметнулась к критическому порогу. Начали раскачиваться, продолжая дрожать, ее бедра. Лицо исказилось, будто она испытывала мучительную боль, голова ее качалась из стороны в сторону. Все это доказывало ему, какая страшная борьба происходит у нее внутри, как тяжело превозмочь ей чувство страха и чувство стыда своего обнаженного тела.

Поняв это, он дал знак Раде, чтобы та набросила одеяло на тело девушки. Ему не хотелось, более чем это было нужно, смущать ее.

— Вы не должны бороться с этим, Дебби, — попросил он. — Пока вы сопротивляетесь, вы просто изнашиваете себя, сжигаете озефин и не даете ему возможности выполнить свое предназначение. Уступайте.

— А как вы думаете, что я делаю, — всхлипнула она.