Летят наши годы

В четырнадцать лет люди выносят свои суждения мгновенно и, как правило, ошибочные. Ошиблись относительно новенького и мы. Парнем он оказался неплохим, самоуверен был не больше, чем каждый из нас, а что касается его манеры, так он просто привык отвечать четко и коротко. Ко всему этому, не в пример большинству из нас, он оказался большим аккуратистом. Кончив писать, обязательно протирал перышко, учебники у него всегда были обернуты чистой бумагой. Ну что ж, у каждого человека своя слабость, великодушно решили мы. Немного позже, когда выяснилось, что отец Кости тяжело болеет и семья живет трудно, мы и вовсе отнеслись к нашему новому товарищу с участием.

Двадцать лет - срок долгий. Я отчетливо вижу Костю Русакова семиклассником и совершенно не могу представить его сорокалетним, в сущности уже немолодым человеком. Какой ты, Костя? - спрашиваю я под убаюкивающий перестук колес.

...Костя встречает меня у вагона.

Узнаю его сразу, хотя изменился он так же, как все мы, а может быть, и побольше. Лицо утратило не только былую свежесть, но и округлость, когда-то голубые глаза кажутся сейчас серыми; большие, внимательные, они смотрят спокойно и умудрешю, как смотрят глаза людей, вдоволь повидавших и худого и доброго. Прежними у Кости остались только волосы: нисколько не поредевшие, они все так же фасонно зачесаны вверх и оттуда падают на широкий лоб тяжелой льняной прядью. Утренний ветерок, посвистывающий на перроне, легонько шевелит эту прядь - Костя в плаще, с непокрытой головой.

- Здорово, брат, здорово!

Товарищи из местного отделения Союза писателей заказали для меня номер в гостинице - Костя пропускает известие мимо ушей.

- Милое дело! - отобрав чемодан, говорит он; это его любимая присказка, в зависимости от тона и обстоятельств в каждом отдельном случае имеющая свое значение. Сейчас, в переводе на наш забытый мальчишеский язык, она звучит как вопрос: "А фигу не хочешь?.."

В просторной двухкомнатной квартире никого нет, Костя объясняет:

- Тамара в командировке, дочка у бабушки. Так что в твоем распоряжении любая комната.

- А кто у тебя жена?

- Судья. Не семья, а конвейер. Жена судит, потом осужденные попадают на исправление к мужу.

- Постой, мне же говорили, что ты в уголовном розыске работаешь?

- Работал. Теперь - начальник исправительно-трудовой колонии. Прошу любить и жаловать. - Костя на секунду склоняет голову, не очень весело шутит: - Жаловать, пожалуй, жалуют, а вот любить - вряд ли. Не той категории...Ну ладно, давай делами заниматься.

Показав, где умыться и побриться, он уходит на кухню, там что-то начинает шипеть и булькать.

- Завтракать, - доносится вскоре короткая команда.

- Слушай, - говорю я, входя на кухню, - да брось ты все это! У меня к тебе тысячи вопросов.

- Милое дело - брось! - возмущается Костя, развязывая на себе кокетливый хлорвиниловый фартучек. - Садись. Выпить хочешь?

- Нет.

- Ну и ладно - вечером, - с видимым удовлетворением соглашается Костя. - Вечером я тебя в ресторацию поведу. Яичница и кофе - все мои кулинарные познания.

Ноги протянуть можно.

Костя завтракает, поглядывая на часы, хотя времени до начала работы еще много.

- Слушай, - исподволь начинаю я подбираться к интересующей меня теме. Ты рассказал бы, как преступников ловят. Что с ними потом делают?

- Что? - Костя встает, укоризненно покачивает головой. - Ты снди, сиди, я пока переоденусь. Насмешил ты меня.

- Чем?

- Скажи, пожалуйста, почему вроде бы умных людей всегда тянет на такое? Ну вот тебе - зачем? Всяких страстей-мордастей об этом написано - горы! Уж на что я - читаю иной раз, и волосы дыбом. Страх!.. - Костя надевает форменную рубашку, суховато говорит: - В жизни все проще. Как и дела, которыми изо дня в день заниматься приходится. Муж напился, избил жену.

Сколько, спрашивают, выпил "Полуторку с прицепом и под копирку". Сто пятьдесят, значит, кружку пива и все повторил. Вот тебе и дело. Или вот еще. Трое подростков забрались в киоск и съели полбидона мороженого.

- Ну и что? - смеюсь я, думая, что Костя шутит.

- Я серьезно, - говорит Костя. - Животы вспучило, ангина у всех. Ребятишек в больницу, родителей обязали внести стоимость мороженого.

- Это скорее анекдот. Есть же опасные преступления?

- Ко мне, конечно, не такие попадают. - Костя хмурится. - Есть, всякие есть. Бывает, что по земле и отпетая сволочь ходит.

- Ты знаешь, что Гущин наших ребят выдал? - сразу вспоминаю я.

- Знаю. Я еще в управлении работал - запрос был. - Костя рывком, словно петлю, затягивает узел галстука. - Поймают.

- Да видишь, - долго что-то.

- Ничего. Сколько веревочке ни виться - конец все равно найдется.

- Это пословица, Костя.

- Нет - практика. А она меня убедила: любое преступление рано или поздно открывается.

- Всегда?

- Всегда, - не колеблясь, подтверждает Костя.

Он смачивает виски одеколоном и, заметив, что с завтраком я покончил, начинает проворно убирать со стола.

Через минуту насухо вытертая клеенка блестит, как новая, - Костя остался все таким же аккуратистом.