Ничего необычного, в этом она, разумеется, права, разумнее всего именно так и думать, но что мы, в сущности, знаем? Иногда крупицы разума в нашей жизни очень малы. Может быть, просто приходят привидения, люди, которым почти двести лет. А вы ведь знаете, что это значит: доказательство существования жизни после смерти. Получить такое уже немало. Тогда будет не так трудно жить, не так страшно ложиться спать темными зимними вечерами. И на всем этом с ловкостью и бесстыдством сыграла Элисабет, когда объявила февральскую лекцию Астронома и дала понять, что он будет говорить о событиях, которые касаются жизни и смерти и — заметьте — промежутка между ними.
На этой лекции Астронома было необычно многолюдно. Почти полный зал. Похоже, пришло большинство жителей деревни, даже те, кто раньше оставался дома по причине нездоровья, маленьких детей или телевизионной программы, некоторые приехали из окрестностей, например, глава поселения в фуражке сидел с важным видом. Элисабет предлагала всем кофе, чай, хворост и что-то вроде канапе, невероятно вкусное; ей помогала восемнадцатилетняя девушка из деревни, как же ловко они разносили угощение, подливали в чашки кофе и подкладывали на тарелки лакомства. Элисабет сновала между собравшимися с кофейником, который, казалось, никогда не пустел, раз за разом, в узкой футболке, и мы подсознательно задумывались о расстоянии между сосками: зачем она так одевается? Астроном терпеливо ждал за кафедрой, не подавая признаков волнения, такой же уверенный, каким был в эпоху расцвета вязальни. Наконец Элисабет приглушила свет, болтовня стихла, и Астроном произнес: сегодня я расскажу о возможном конце Вселенной, возможном конце всей жизни.
Можете себе представить, как мы навострили уши.
Вообще-то мало кто из нас захотел бы убить вечер на подобные размышления, если бы мы могли иначе проводить время, исследования также показывают, что они способствуют пьянству и злоупотреблению снотворным и транквилизаторами. Астроном сообщил, что человек никогда не поймет жизнь, никогда не осмыслит ее масштаб, ее природа выходит за пределы его воображения, но одновременно такая очевидная, такая простая, что нет никакого способа ее понять. При этих словах мы почувствовали головокружение. У Астронома высокий лоб, глаза меняют цвет в зависимости от душевного состояния, ему приснился чужой язык, как же идти в ногу с таким человеком? Мы не понимали и половины того, о чем он говорил, к тому же Элисабет не опубликовала резюме лекции в брошюре. Он сказал, насколько мы помним: некоторые утверждают, что смерть — это прямое продолжение жизни, и поэтому неверно говорить о том, что люди умирают, они просто перемещаются между пространствами. Мертвые, соответственно, не умерли, в том смысле, что они не исчезли, они вокруг нас, окружают то, что мы называем жизнью, подобно тому как небо окружает землю. Или, если хотим, можем сформулировать таким образом: тот, кто умирает, перемещается к границам Вселенной: там, на ее краю, подальше от наших глаз — бренная жизнь. Все эти гипотезы, разумеется, старые, добавил он, взмахнув рукой, и заговорил о сверхвысокочастотном шуме, который равномерно распространяется от границ Вселенной во всех направлениях. Возможно, искры Большого взрыва, возможно, звук разговоров других миров, роптание мертвых.
Астроном так и закончил лекцию: роптание мертвых! На наше счастье, Элисабет зажгла свет.
Мы сидели молча, и в головах проносились разные мысли, он же тем временем собрал свои бумажки, большими глотками выпил стакан воды, оглядел зал, улыбнулся и спросил, есть ли вопросы; его лихая улыбка многих привела в смятение, однако не всех, всегда найдется кто-нибудь, кто проведет нас сквозь тьму. Глава поселения провел рукой по лицу, откашлялся, и Хельга, вы же помните, она отвечает на звонки и читает книги по психологии на английском, так вот, Хельга глубоко вдохнула и собралась было встать, но их опередил Бьёргвин: он поднялся, сам директор Сельскохозяйственного банка — пока старый директор кооперативного общества еще был среди нас, мы его звали Бьёргвином-младшим, — он заседает также в руководстве молочного цеха, общественного дома и кооперативного общества: нас ведь здесь очень мало.