Летний свет, а затем наступает ночь

Глава администрации тяжело дышал, плотники перестали стучать и начали пилить листовое железо негодной пилой, он сдался, и через несколько недель приехал Аки.

пять

Аки приезжает в деревню в самом конце сентября на новехоньком «форде-эскорте», останавливается в доме главы администрации, получает в администрации рабочее место; он среднего роста, стройный, ладный, кожа такая тонкая, что кажется прозрачной, всегда в элегантном костюме, дорогом пальто, моргает редко, ему сорок лет, и он разведен. Аки верит в цифры и планирование, эта вера лишила его брака: секс вечером по вторникам, время с детьми с восьми до полдевятого вечера по средам, только так и никак иначе, и абсолютно все равно, подходит ли это другим, ибо тот, кто не планирует свою жизнь, погибнет в беспорядке. В конце концов жена не выдержала, сказала, что планирование приняло у него маниакальную форму, вытеснив содержание, они уже два года как развелись, и вот Аки приехал в деревню тихим осенним днем, трава пожухла, перелетные птицы улетели, скрылись за линией горизонта, машина скотобойни объезжает хутора, деревню она покидает с пустым прицепом, а когда возвращается, в нем много блеющих ягнят, несколько молчаливых овец, очень угрюмый баран и один фермер, сопровождающий своих животных. Машина едет вниз по склону мимо «Теклы», задним ходом подъезжает к скотобойне, двое мужчин в темно-зеленых халатах до колен открывают двери, опускают ограждение в задней части машины, гонят животных в овчарню, которую иногда называют залом ожидания, но долго ждать обычно не приходится, животных всех до единого сгоняют в желоб, который приводит их на площадку, где забойщик, долговязый мужлан, быстро орудует пистолетом с выдвигающимся ударным стержнем, а на верхнем этаже наготове жаждущие работы руки. Мы иногда думаем о ягнятах в овчарне скотобойни: возбужденные жизнью, блеющие, смотрящие вокруг голубыми глазами, через день или два они станут замороженными тушками. Эти ягнята живут одно лето, одно короткое, очень светлое лето, второго у них не будет — патрон размозжит лоб над глазами, а мы останемся ждать зимы.

Десять рук приглашают Аки на кофе, три торта, блинчики со взбитыми сливками, два вида печенья, бутербродный торт, женщины рассказывают ему о деревне, обо всей деревне, о жизни и смерти, здесь нет кладбища, говорят они, и церкви тоже; Аки симпатичный, этого нельзя отрицать: гладко выбрит, темно-русые волосы безупречны. Женщины не раз приглашают его на кофе, в сущности, берут под свое покровительство, расспрашивают о расследовании, пытаются из него что-нибудь выудить, но безуспешно: он лишь размыкает тонкие губы и принимает настолько грозный вид, что они думают: теперь у Элисабет будут проблемы! Когда Аки пробыл в деревне неделю и уже дважды пил кофе у десяти рук, настало время поговорить с Элисабет; и нога его еще не ступала в «Теклу» — разумеется, он хотел подобраться к жертве осторожно, собрать данные, доказательства, выбить ее из колеи; он уже смотрел издалека, как она ходит по деревне.

По утрам Элисабет совершает часовую прогулку в любую погоду, даже если все замело снегом, она немного фанатична, с улыбкой поясняет глава администрации, они с Аки стоят у окна кабинета и смотрят, как Элисабет проходит мимо, направляется в утреннюю темноту за деревней; по улице едет машина скотобойни, она тоже держит курс на темноту, вцепившись в свои передние огни, чтобы не потеряться, из окрестностей приезжают школьные машины, выпускают детей, уезжают обратно, затем на деревню опускается тишина, никакого движения, здесь мало что происходит, оправдывается Гудмунд. Аки смотрит на главу администрации неморгающими голубыми глазами, похожими на выдувное стекло, а сейчас мне бы хотелось спокойно поработать, говорит он, глава администрации смотрит в ответ, вдруг сердится, видит движение снаружи: Кьяртан и Давид ковыляют на работу, Давид посреди дороги, засунув руки в карманы, в черной кожаной куртке и темных джинсах, мертвенно-белое лицо под черной шапкой, надвинутой на глаза, Кьяртан идет по тротуару, тяжело ступая, немного выворачивая стопы, вероятно из-за веса, всех лишних килограммов, которые его скелету приходится выдерживать.