Лето будет сниться…

Поезд, с красной звездой на месте носа, промелькнул мимо в пространстве, как само государство, что погрязло в болоте исторической неправды, но не перестало быть нашей Родиной, и именно потому, по сию пору, даёт основание и право держать спину ровно, а голову гордо.

Мощь, накопленная в годы существования СССР, сосуществования с ним и в нём, помогла пережить последующие десятилетия растерянности, голода, разрухи, не дала потерять себя, поддерживала, как могла, силой воспоминаний о хороших временах и благодарности к тому, что было когда-то обыденным: предсказуемости судьбы, надёжности, стабильности. Чувство собственного достоинства, что держалось на этих трёх китах, довольно трудно изжить, из-за инерции прилипчивой и въедливой привычки к хорошему, ибо предшествующее понуждение сделать всех людей счастливыми оказалось, спустя годы, действительно безмерным и искренним.

Не справляются с ним, ни сквозняки многих разоблачений, ни потоки сомнительного «как это было на самом деле», словно ушат холодной воды на голову…

Человечеству, которому «мало надо», нужно всё больше и большего. Но к чему, если оно не успевает оценить то, что имеет: синее небо над головой, белые облака и пикирующих с неба ласточек. Не хищных железных рукотворных птиц, а живых и лёгких, весёлых, с сияющим в солнечных лучах оперением.

Поезд, с красной звездой на месте носа. Ты заставил улыбаться тебе вослед. Ты заставил плакать по себе. Горько и безутешно.

Придёт и ваш черёд

22 июня 19.. года. Казалось, ничего не предвещало… Лето, каникулы, чтение в кровати до полудня, крепкий, холодный, сладкий чай с кусочком заветрившегося, взопревшего от собственной лени сыра. Тем расслабленным бесконечным днём хотелось покоя, умиротворения, передышки, что нужна после нескольких месяцев беготни по школам и внеклассным занятиям, которые с трудом удавалось уместить в неверные себе и мятущиеся, как и всё живое, земные сутки.

Накануне мы с друзьями договорились ехать на речку. Не с утра, разумеется, но ближе к вечеру, едва солнце сменит жар своего гнева на милость приятной истомы, нагретый за день песок станет просто тёплым, а вода в реке — уютной, как сшитое бабушкой одеяло на ватине.

К тому времени, когда приятели постучали в дверь, я был уже умыт и готов к походу. Обёрнутая вафельным полотенцем маска, дыхательная трубка и плавки лежали в рюкзаке. Горбушка ворочалась и вздыхала на дне бокового кармана, роняя от нетерпения кристаллы крупной сероватой соли, в ожидании, когда я, нанырявшись до синих губ, проголодаюсь «зверски». Щёку второго кармашка раздуло от трёх картофелин, — то был мой вклад в грядущее пиршество на берегу у костра с острыми язычками пламени, трепетными, как уголки пионерского галстука.

В ту пору мы любили разводить костры, хвастали друг перед другом умением делать это быстро, «с одной спички», «на ветру». А когда луна принималась рассматривать себя в причудливом зеркале реки, восхищаясь своею неотразимостью, всякий раз хотелось ответить и разжечь огонь у воды, тем самым давая знать, что тоже любуешься ею.

Добравшись до места, мы сбросили рюкзаки и, срывая на ходу рубахи, кинулись в воду остывать, где долго прыгали и гонялись друг за дружкой. Когда же наш запал основательно размок, мы вышли из реки совершенно без сил и развалились обсохнуть на песке.

— Небо-то, не сильно летнее. — Заметил Серёга. — Похоже на Левитана36. Помните, сочинение писали по картине37? Так там такого же цвета, но то март был нарисован, снег ещё не сошёл.

— Ну, теперь скоро вечер, от того и небо неярко, а в полдень оно такое синее, что глазам больно! — Ответил товарищу я, и тут…

— От Советского Информбюро38, работают все радиостанции… — Из репродуктора на столбе у пристани, чеканя слова, как шаг, раздался голос Левитана39. Подготовленное долгим предвкушением, опасение воспользовалось минутой неизбежного замешательства, и из поведённой на сторону рамы сосняка выпало небо другого Левитана, расколовшись о землю вдребезги с хрустальным, пронзительным звоном, от которого заложило уши.

Душа мгновенно наполнилась ужасом, а тело как-то незаметно истратилось на страх из-за того, что, — вот оно, всё, началось…

Мы разом вскочили на ноги и лихорадочно принялись натягивать штаны, мокрые ещё ноги никак не хотели пролезать через брючины… Но старичок, что рыбачил неподалёку, окликнул нас:

— Не пужайтесь, ребятки! То нынче для памяти. С шестьдесят пятого было в День победы, а теперича ещё и в день начала Великой Отечественной. Отдыхайте… покудова… Придёт и ваш черёд.

22 июня 19.. года. Казалось, ничего не предвещало… беды…

Такое счастье…

Я шёл вдоль леса, погода была прекрасной, только вот оводы и слепни мешали наслаждаться и ею, и укромным чудом цветения лесных колокольчиков. Неподалёку от дороги ворочался во сне кабан, чуть подальше дремали после завтрака косули, уж ленился напоказ, свесившись с выкрашенного солнцем оранжевого пня.