Лето Гелликонии

– Ты сжился со своим зверинцем, как лягушка с прудом, и потому не видишь для этих несчастных другой судьбы, - продолжил Роба, все еще приплясывая от боли. - Но прошу тебя: взгляни на этих несчастных и почувствуй их страдания. Отпусти их, умоляю тебя! Рашвен еще умел извлекать из них пользу, пускай и тогда сомнительную, но сейчас они тебе вовсе не нужны, прояви же здравомыслие и милосердие. Держать их в неволе дольше просто глупо.

– Сын мой, у меня в доме живет молодой фагор, рунт, которого я считаю своим домашним зверем и который, хочу надеяться, считает меня своим хозяином. Он привык ко мне и полюбил и везде и всюду следует за мной. Ты же ненавидишь меня, но ходишь за мной хвостом, как и мой фагор - объясни, почему? Забудь ненависть, обратись к разуму и живи нормальной жизнью рядом со мной. Я ничем не обижу тебя. В свое время я решился поднять на тебя руку, но давно пожалел об этом и раскаялся - ты дал мне достаточно времени все обдумать. Прошу, прислушайся к моим словам.

– С мальчиками всегда очень трудно договориться, уж больно они упрямые, - подал голос сторож.

Отец и сын стояли друг против друга и смотрели во все глаза. Погасив полуопущенными веками свой горящий орлиный взор, король ЯндолАнганол казался спокойным. Молодое симпатичное лицо Робы пылало яростью.

– Значит, теперь тебе недостаточно одного рунта, который бегает за тобой? Неужели у тебя мало пленников, над которыми ты мог бы потешаться, - ведь, кажется, в этом зверинце их множество, на любой вкус? Зачем ты пришел сюда? Посмеяться над несчастными в очередной раз?

– Нет, я пришел не для того, чтобы смеяться над ними. Из рассказов Рашвена я узнал многое. И теперь мне нужно выяснить - как мади занимаются… Я понимаю, мой мальчик, мои чувства тебя пугают. Ты боишься ответственности. Ты всегда был таким. Царствовать - большая ответственность…

– А махать крыльями обязанность бабочки…

Сбитый с толку словами сына, король снова заходил перед клетками как дикий зверь.

– Вот перед нами то, за что чувствовал себя ответственным СарториИрвраш. Возможно, он был довольно жесток. Заставлял обитателей этих клеток спариваться друг с другом так, как этого хотел он, чтобы получить заданный результат. Все, что происходило здесь, он тщательно записывал, таков уж он был и не мог никуда уйти от этого. Я решил сжечь все это - таков я, скажешь ты. Что ж, пусть так.

С помощью своих экспериментов Рашвен находил общие правила, которые называл Законом. Он открыл, что другие из клетки Один, спариваясь с нондадами, иногда могли производить жизнеспособное потомство. Дети их выживали, но были бесплодны. Нет, я ошибся - это потомство

других и мади было бесплодным. Бог мой, я забыл подробности. В свою очередь мади, спариваясь с людьми из клетки Четыре, тоже порой производили потомство. Некоторые из этих детей могли рожать.

Свои исследования Рашвен проводил в течение многих лет. От других у мади детей не бывало - заставлять их спариваться было бесполезно. Люди и нондады тоже не приносили потомства. Таков, по его мнению, был Закон. Таковы были факты, которые он получал дорогой ценой. Ради нового знания он был готов на многое, если не на все.

Ты спешишь обвинить его, как винишь всех и вся, кроме себя. Но Рашвен заплатил за свои знания. Однажды, два года назад - тебя, Роба, тогда здесь не было, ты уже предпочитал скитания дворцу, - его жена пришла в зверинец накормить пленников, и другим удалось вырваться на свободу. Они растерзали ее. Старик-сторож может рассказать…

– Сперва я нашел ее руку, сударь, - вставил сторож, довольный тем, что о нем вспомнили. - Левую, сударь, если быть точным.

– Рашвен заплатил за свои знания сполна, Роба, как я заплатил за то, что хотел получить. Придет время, когда и ты заплатишь за все. Лето когда-нибудь кончится.

Роба молча обрывал с куста листья, словно непременно хотел раздеть куст догола, и один за другим прикладывал их к своей ране. Сторож подошел к нему, чтобы помочь, но Роба с неожиданной злостью отпихнул старика ногой.

– Этот зверинец… эти клетки смердят… это место мне ненавистно… О чем здесь мог писать Рашвен… сейчас мне кажется, что он, подсматривавший за невозможным, за самым грязным, был не в своем уме… Послушайте, говорят, когда-то давно, когда о королях еще никто слыхом не слыхивал, мир представлял собой большой белый шар в черной чаше. На свете жили только великие кзаххны анципиталов и дочери людей, их королевы - один из двурогих взял самку человека, вошел в нее своим могучим органом, наполнил золотистым семенем. Это румбо потрясло мир, пребывавший в объятиях вечной зимы, и положило начало смене времен года…

Роба не смог закончить - собственные слова настолько захватили его, что он расхохотался закинув голову. Старик-сторож взволнованно и смущенно оглянулся на короля.

– Насколько я помню, сударь, бывший советник никогда не предпринимал здесь ничего подобного. Уверяю вас…