Лето горячих дел

– Только не говори мне о вреде курения. Пикассо, кстати, выжил благодаря сигарному дыму. Когда он появился на свет, то не дышал и не плакал, и его посчитали мертворожденным. А его дядя, помогающий принимать роды, подошел к младенцу и выдохнул дым прямо в маленькое личико. Оно внезапно сморщилось, и ребенок издал долгожданный первый крик. А так бы и не было Пабло с его «Девочкой на шаре». Может быть, и байка, но красивая.

Линас показал еще несколько картин и сопроводил показ подобными комментариями, что изрядно веселило Влада. Неожиданно он бросил вскользь:

– Тот, что у тебя на картинке, это Альберт Зимка, бывший гауптман. Пойдем, я тебе его покажу. У него оригинальные запросы.

Линас покопался в куче рулонов и развернул полотно. На нем был изображен Альберт в эсэсовской форме. Он сидел на стуле, а на коленях у него примостилась обнаженная русалка с рыбьим хвостом. Она склонила красивую головку ему на плечо и улыбалась.

– Никак не заберет заказ. Но, наверное, зайдет – он где-то здесь, в городе болтается, – сказал Линас. Чувствовалось, что ему было абсолютно наплевать, чем раньше занимался заказчик.

У Циценаса аж екнуло сердце от такого заявления.

Они выпили вина за крепкую мужскую дружбу, и Влад распрощался с художником.

Концлагерь

Михаилу Фомину повезло – ему подвернулся грузовик, который не только доехал до бывшего концлагеря, но направлялся именно туда. Проволочное заграждение осталось нетронутым, между двумя деревянными столбами въезд перегораживал корявый шлагбаум, сработанный из соснового ствола, а рядом стоял зонтик с охранником, который проверял документы у водителей въезжающего и выезжающего транспорта. А машины сновали туда-сюда довольно интенсивно, и Фомин быстро догадался, почему. Бараки для заключенных превратили в склады. Возле них кучковались грузовики и непрерывно проводились погрузочно-разгрузочные работы. Остальная территория была завалена пустыми бутылками, рваными картонными коробками и прочим мусором. Дворника тут не предусмотрели.

Фомин подошел к охраннику в форменной одежде неясной принадлежности.

– Я корреспондент газеты «Новая Литва», меня зовут Миша.

Охранник никаких подтверждающих документов требовать не стал, это не входило в его обязанности, поскольку человек пришел пешком и без всякого товара.

– А я Василий, – представился он и приветственно приподнял фуражку. – Очень хорошо, что нами заинтересовалась пресса: воруют безбожно, а начальство не мычит, не телится.

– Я несколько по другой теме, – пояснил Фомин. – Я пишу материал о концлагере. – Вы можете мне что-нибудь рассказать?

– А что я могу рассказать? – охранник пожал плечами. – Я там не сидел. И здесь вряд ли кто расскажет. Надо спрашивать у сидельцев.

– А где найти этих сидельцев? – поинтересовался Фомин.

Охранник по имени Василий задумался, а потом сказал:

– Бывшие узники концлагеря создали какой-то комитет при профсоюзе, называющийся «Узник». Чем они там занимаются и где находятся, я не знаю, но рассказать они тебе многое смогут.

Он отвлекся на подъехавший грузовик, и Фомин, поняв, что тут ему больше делать нечего, двинулся прочь от лагеря. Его подобрала одна из выезжающих машин. Водитель знал, где угнездился искомый комитет.

– Я как-то подвозил им всякое шмотье. У них контора находится между почтой и парикмахерской по улице Свободная. Номер дома я не знаю. Найдешь как-нибудь.

Машина остановилась где-то ближе к центру города.

– Направо улица Свободная – не заблудишься, а я поехал дальше, – пояснил водитель. Денег за проезд он не потребовал.

Фомин быстро нашел контору комитета «Узник». На двери висела соответствующая табличка, намалеванная краской от руки. Видимо, еще не успели толком обустроиться. Никакой охраны не наблюдалось – проходи, кто хочешь. Контора включала в себя несколько помещений. Войдя в первое попавшееся, он увидел несколько письменных столов. На некоторых стояли пишущие машинки, и на них что-то усердно печатали.

Фомин подсел к женщине средних лет и с короткой прической, едва закрывающей уши. Она о чем-то усиленно думала в застывшем состоянии, глядя в сторону окна. Михаил представился.

Женщина оторвалась от раздумий, встряхнула головой и воззрилась на молодого человека, назвавшегося журналистом.