Лето испытаний

— Мы разыскиваем Рэйчел Коннорс, — громогласно заявил Гибсон, не отрываясь от поисков. — Мы обыскали всю общину и так не смогли ее найти.

— И решили, что она прячется в этой комнате?! — и хотя их подозрения имели под собой основания, Джек испытал нешуточное возмущение и злость. — Покиньте немедленно мой дом!

— Как только осмотрим все здесь, — безапелляционно заявил Гибсон, заглядывая под кровать Джека.

Джек в два шага добрался до Гибсона и схватил его за плечо, желая спровадить незваного гостя за порог, когда тот сам развернулся в его сторону, вытянув вперед руку, сжимая в пальцах длинный черный волос.

— Что это?! — прокричал Гибсон, да так, словно его окатили кипятком. — Ты у нас шатен, эсель Эйрин рыжая, так откуда здесь взялся черный волос?!

— Может, перестанешь ходить вокруг да около и скажешь все напрямик? — предложил Беллами.

— Все напрямик?! — переспросил Гибсон, после чего небрежно засмеялся. — Все напрямик, значит? Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать! Ты прятал эту маленькую ведьму в своей комнате!

— Это серьезное обвинение, Гибсон. Если у тебя есть доказательства, тогда предъяви их, если же нет, тогда жду твоих извинений. А волос, что волос, он может принадлежать кому угодно. В нашей общине много черноволосых женщин, да и мужчин с длинными волосами немало и для всех жителей общины наши двери открыты. Но, я не исключаю возможности, что этот волос принадлежал Рэйчел, ведь она часто была вхожа в эту комнату и присматривала за нашим сыном.

— Ты нагло врешь мне в лицо! — прокричал Гибсон, брызгая слюной и тряся указательным пальцем прямо перед носом Беллами.

— Полегче, дружок, ты обвиняешь меня во лжи в присутствие трех человек, не имея никаких доказательств. Я ведь могу и обидеться и потребовать собрания Совета Общины, чтобы они разобрались в нашем споре. И что-то мне подсказывает, что победа будет за мной.

Его спокойствие и уверенность в словах сильно злило Гибсона, что прекрасно понимал Джек. Он даже надеялся, что Баррет не сможет совладать с собой и пустит в ход кулаки, что окончательно приведет к его безоговорочному поражению при собрании Совета Общины. А уж там, Джек сделает все возможное, чтобы Гибсона изгнали с этих земель, без права на помилование. Но Баррет Гибсон, показав невероятную силу воли, смог подавить в себе слепую ярость и покинуть комнату Джека и Эйрин Беллами. Троица последовала за ним, один из которых даже попросил прощение у Джека за этот неприятный конфуз.

Джек закрыл за ними дверь, после чего взял сына в руки и принялся успокаивать его. Малыш прекратил свой плач только спустя пять минут, а еще спустя минуту уже спал. Джек опустил его обратно в колыбельку и тяжело вздохнул. Он мог бы гордиться собой и чувствовать приподнятое настроение благодаря небольшой победе над Гибсоном, но его сейчас гораздо больше волновало отсутствие жены. И пусть Эйрин вчера говорила, что не чувствует себя больше матерью, он все же надеялся поговорить с ней и убедить вернуться домой. Это сейчас было гораздо важнее любых других проблем и обстоятельств.

* * *

Свою жену он нашел в главном зале общины. Она стояла у трибуны, а за ее спиной лежал гроб с ее отцом, в окружении десятков канделябров. Даже стоя у самих дверей, Джеку хорошо было видно бледное лицо умершего: высокие скулы, впалые щеки и черные от действия яда губы. У Эйрин лицо тоже было бледным, но ее губы горели огнем, словно она часто терла их рукой или же покусывала.

Зал был полон прихожан, которые внимательно слушали ее и даже одобрительно кричали в ответ на ее то или иное высказывание. На глазах всех присутствующих женщин блестели слезы. Мужчины были задумчивыми, а некоторые из них даже злыми. Впервые за долгое время Джек снова почувствовал себя чужим для всех этих людей. Ведь он был единственным членом общины, который не испытывал горя или даже печали из-за смерти Джорджа Либрука, к тому же он был тем, кто помог сбежать виновнице его смерти. Он не разделял их страданий и в день, когда все они были сплоченными как никогда, Джек видел себя в стороне ото всех, словно изгой. Он был одиноким волком, лишенным стаи.

Он прошел по длинному коридору в сторону трибуны, под удивленные взгляды сидящих и под громкое вещание про отмщения и избавления своей жены.