Лето ночи

– Наверху я уже смотрел, – ответил констебль и глянул на доктора Стеффни. – Беспорядок большой, но никаких признаков воровства или открытого вандализма.

Все втроем они начали подниматься по ступенькам, Харлен чувствовал себя довольно фигово. Он уже представлял, как доктор возвращается домой и рассказывает своей женушке и дочечке о том бардаке, который здесь увидел. Возможно, он даже отправится и разбудит Мишель, чтобы доложить, какой засранец этот Харлен.

«А ведь она назвала меня Джимми».

Что-нибудь пропало? – донесся голос Барни из коридора.

Харлен заглядывал в мамину комнату, потом в свою.

«Черт подери, уж она-то могла бы застелить собственную постель и выбросить к черту эти вонючие носовые платки, журналы и остальное барахло…»

– Не-а, – ответил он и сам почувствовал, как глупо это звучит.

«Этот тип не только засранец, он еще и умственно отсталый», – скажет завтра утром за завтраком этот доктор.

– Я так не думаю, – добавил он и с тревогой в голосе поинтересовался: – А вы смотрели в кладовке?

– Первым делом, – пробасил Барни. – Но мы можем заглянуть туда вместе.

Харлен вошел в комнату вместе с констеблем и доктором. «Они смеются надо мной. Потом, когда они уйдут, этот гнилой труп выскочит откуда-нибудь и вырвет мне сердце». Как будто прочитав его мысли, Барни сказал:

– Я побуду здесь, пока твоя мама не вернется, сынок.

– Я тоже, – добавил доктор и переглянулся с констеблем. – Джим, ты знаешь, когда она должна вернуться?

Не-а…

Харлен прикусил нижнюю губу. Если он еще раз так скажет, то отыщет отцовский пистолет и пустит себе пулю в лоб прямо на их глазах. Шестеренки заработали.

«Пистолет. Разве отец не оставил матери пистолет, чтобы она могла защищаться?»

– Ступай, ныряй в пижаму, сынок, – сказал констебль. Харлен ни за что на свете не мог бы припомнить его настоящего имени. – У вас найдется кофе?

– Немного есть. Растворимый, – ответил Харлен. Он чуть было опять не сказал «не-а». – На подоконнике. В кухне. Там, внизу.

«Тупица, – обругал он себя. – Мы же только что проходили через кухню».

– Тебе пора в постель, – повторил констебль. И они с доктором пошли вниз.

Их дом был маленьким. И Джим прекрасно слышал их разговор. Они с мамой и шагу не могли ступить без того, чтобы их не услышали соседи. Харлен иногда думал, что, может, отец и не уехал бы со своей новой девкой, живи они в других условиях. Но сегодня вечером дом был недостаточно мал. Мальчик вышел на площадку.

– А вы проверили под кроватью… сэр? – спросил он, глядя вниз.

Барни подошел к нижним ступенькам.

– Конечно. И во всех углах. Наверху никого нет. И внизу тоже. Док сейчас посмотрит во дворе. А я проверю гараж. Подвала у вас нет, сынок?

– Не-а, – сказал Харлен. «Проклятье! Опять!»

Барни кивнул и скрылся в кухне. Харлен услышал, как отец Мишель говорит что-то о департаменте охраны детства.

Харлен вернулся в комнату, не став закрывать за собой дверь, скинул кеды, бросил на пол носки, стащил с себя джинсы и футболку. Потом подобрал носки и джинсы и закинул их в кладовку, не приближаясь к ней.

«Она стояла прямо здесь. Около окна. Ходила туда и сюда».

Он присел на край постели. На будильнике было десять сорок восемь. Рано. Этим ребятам предстоит просидеть здесь еще часов пять-шесть, если все будет как обычно. А вдруг они уйдут? Если уйдут, он побежит за машиной. Ни за что не останется здесь один ночью.

«Где она держит этот чертов пистолет?» Он был совсем небольшой, но вороненой стали и ужасно опасный на вид. Еще там была сине-белая коробочка с патронами. Отец строго-настрого запретил Джиму прикасаться к ней. Обычно они лежали в папином ящике, но мама спрятала пистолет, когда он уехал с этой бабой. Куда? Может, это незаконно? Вдруг Барни найдет его и их с мамой упекут в тюрьму.

Хлопнула задняя дверь. Харлен как раз натягивал пижамные штаны и даже подпрыгнул от неожиданности. Но тут услышал их голоса. Затем шаги на ступеньках и голос Барни:

– Хочешь выпить горячего шоколада, прежде чем ляжешь спать, сынок?

Желудок Харлена уже клокотал от целого галлона этого напитка, которым накачала его миссис Стеффни.

– С удовольствием! – тем не менее прокричал он в ответ. – Сейчас спущусь.

И он поднял подушку, чтобы достать пижамную куртку.

На пижамной куртке лежало что-то похожее на серое омерзительное дерьмо. Харлен отдернул руки, вытер их о пижаму и откинул покрывало.

Простыня выглядела так, будто была вымазана несколькими галлонами какой-то мерзости, напоминающей что-то среднее между соплями и спермой. В свете настольной лампы мерзость жирно блестела. Будто на простыню кто-то вылил тонну серого джема – густого, скользкого слизистого вещества, которое переливалось под светом. Оно пропитало простыню и уже начало подсыхать в виде длинных сгустков и нитей. Воняло так, будто кто-то засунул мокрое полотенце в вонючую дыру и года на три забыл о нем. А когда вытащил, на это полотенце еще нассала целая свора собак.