Лето ночи

Он чуть пригнулся и с помощью большого пальца поднял боек так, чтобы тот щелкнул. Перехватив револьвер поудобнее, Харлеи прицелился в дерево. И зачем только сделана такая маленькая мушка на стволе? Наверное, чтобы лучше прицелиться. Он снова спустил курок.

Звук выстрела чуть не заставил его выронить оружие. Это был действительно маленький револьвер. Джим ожидал, что звук и отдача будут примерно такими же, как от пистолета двадцать второго калибра, из которого Конгден иногда позволял ему пострелять. Ничего подобного!

От громкого «крак» зазвенело в ушах. Вдоль всей Пятой авеню залаяли собаки. Ноздри защекотал запах порохового дыма, хоть и не слишком похожий на запах фейерверка, который Харлеи устроил всего неделю назад. Запястье ощутило тяжесть отдачи. Мальчик пошел посмотреть, куда попала пуля.

Никуда она не попала. Он даже не задел дерево. Восемнадцать дюймов в диаметре – и он промазал! В этот раз Харлеи отошел на пятнадцать шагов, прицелился тщательнее, боек поднял повыше, задержал дыхание и спустил курок.

Револьвер загрохотал и подпрыгнул в ладони. Собаки зашлись в лае. Харлеи подбежал к дереву, ожидая увидеть дыру величиной с кулак. Ничего. Он оглядел землю вокруг, будто пуля могла уйти туда.

Черт возьми, – тихо выругался он.

Теперь, отойдя на коротенькие десять шагов, он снова тщательно прицелился и выстрелил. В этот раз, как обнаружилось, он задел кору с правой стороны, примерно на четыре фута выше того места, куда целился. И это с каких-то десяти шагов! Собаки просто взбесились, и где-то за деревьями хлопнула дверь. Харлен направился на запад, к узкоколейке, подальше от города, к давно заброшенным зерновым элеваторам и масложировому заводику. Там, к западу от дороги, стояла рощица и рос густой кустарник. К тому же насыпь можно использовать как заградительный вал. Сначала он об этом не подумал и теперь с холодным ужасом размышлял о том, что было бы, улети пуля на пастбище и попади она в одну из коров. Хорошенький подарочек был бы кому-то!

Надежно спрятавшись в густом кустарнике примерно в полумиле к югу от свалки, Харлеи перезарядил револьвер, отыскал несколько бутылок и банок, чтобы установить их в качестве мишеней напротив поросшей сорняком насыпи, и начал практиковаться.

Его стрельба ни черта не стоила. Нет, револьвер стрелял… У Харлена уже болело запястье и заложило уши… но пули не хотели ложиться туда, куда он их посылал. В кино это выглядело так легко, когда Хью О’Брайен в роли Уайтта Эрпа разил всех врагов наповал с расстояния в шестьдесят футов. Любимым героем Харлена был техасский ковбой Хоби Гилман в фильме «Слежка» в исполнении Роберта Калпа. У Хоби был отличный пистолет, и Харлен с удовольствием смотрел бы этот фильм хоть каждый вечер.

Может, дело в том, что у этого револьвера короткий ствол? Как бы там ни было, Харлен обнаружил, что попасть возможно только с расстояния футов десять и только с третьего-четверто-го выстрелов. С бойком он стал справляться получше и выяснил, что следует нажимать на курок до упора, тогда боек сам поднимется и упадет когда надо. Джим уже было наловчился так делать, но сил и времени на это потребовалось много, что, впрочем, только подогрело его азарт.

«Ну, если мне понадобится кого-нибудь застрелить из этой штуки, то сначала придется попросить его постоять, чтобы не промахнуться».

Харлен израсходовал двенадцать пуль и как раз заряжал следующие шесть, когда услышал позади себя шорох. Он круто обернулся, приподняв револьвер, но затвор не был закрыт, и все патроны, кроме первых двух, выпали на траву.

Из-за деревьев выступила Корди. В руках она несла двустволку, которая была почти с нее ростом, но с переломленными в казеннике стволами, как носят охотники. Девочка внимательно смотрела на Харлена своими маленькими свинячьими глазами.

«Господи, – подумал мальчик, – я и забыл, насколько она безобразна».

Лицо Корди напомнило ему плохо пропеченный пирог, в который кто-то вставил глазки, узкие губы и нос картошкой. Волосы топорщились за ушами, а на глаза падали противными сальными прядями. На ней было то самое мешковатое платье, которое Харлеи помнил по школе, только теперь оно было еще более грязным; серые, когда-то бывшие белыми, носки, стоптанные башмаки. Маленькие острые зубы были почти такого же цвета, что и носки.

– Ну, Корди, – сказал Харлен, опуская револьвер и стараясь, чтобы его голос звучал естественно, – что случилось?

Она продолжала молча смотреть на него. Под этими прядями даже не было видно, открыты ли вообще у нее глаза. Наконец Корди сделала к нему несколько шагов.

– Ты выронил патроны, – произнесла она тем монотонным, безразличным голосом, который так удачно передразнивал сам Харлен, вызывая смех товарищей.

Он выдавил улыбку и присел, чтобы подобрать патроны. Но нашел только два.

– Один за твоей левой ногой, – подсказала девочка, – а другой под нею.

Харлен отыскал патроны, сунул в карман, защелкнул барабан и сунул револьвер за пояс джинсов.

– Приглядывай за ним получше, – протянула Корди, – а то как бы тебе не отстрелить свою сосиску.