Лето ночи

– Гм-м-м, – промычал Майк, оказавшись рядом с Мишель, он скорее был поглощен ее теплым присутствием, чем обстановкой комнаты. В комнате стоял старый стол и несколько разномастных стульев. Вдоль стены располагался старый диван. – Похоже на клуб, да? – сказал он и мысленно тут же стукнул себя за это. Идиот.

Мишель улыбнулась. Она стояла почти вплотную рядом с ним.

Сказать тебе, почему июль в этом году совершенно особенный месяц, Микки?

Микки?

– Да. Потому что у тебя день рождения?

Ну да, – кивнула Мишель и подошла к нему еще на шаг ближе. Майк чувствовал доносящийся от нее запах шампуня и мыла. Запах чистоты. Бледная кожа рук будто светилась розовым в свете разноцветных лампочек, висевших на ветвях дуба за окном. – Двенадцатый день рождения в жизни девочки – это очень важно, – продолжала она почти шепотом. – Но есть вещи, которые для нее еще важнее. Ты знаешь, о чем я говорю?

– Конечно знаю. – Майк тоже почти шептал, ведь она стояла так близко. Но ему даже в голову не приходило, о чем она может говорить.

– Ты знаешь, что я уже давно люблю тебя, Микки?

– Э… нет, – правдиво сказал Майк.

– Это так. Еще с тех пор, как мы играли вместе, когда ходили в первый класс. Помнишь, ты был папой, а я мамой?

Майк смутно что-то в таком роде припоминал. В первом классе он иногда еще участвовал в девчачьих играх, пока не понял окончательно, где его место.

Конечно, – с несколько большим, но не совсем искренним энтузиазмом отозвался он.

Мишель повернулась на одной ноге, будто делая пируэт, как настоящая балерина или еще кто-нибудь в этом роде.

– Микки, а ты любишь меня?

– Конечно. – Интересно, а что он еще мог бы сказать – «Нет, терпеть не могу, на мой взгляд ты похожа на жабу». Если сказать правду, то в эту минуту он ужасно сильно любил ее. Ему нравилось, как она выглядит, как пахнет, нравился звук ее голоса и то напряжение, которое он ощущал в ее присутствии. Это было так не похоже на ту тошнотворную нервозность, в которой он прожил последние дни этого сумасшедшего лета. – Да, – повторил он, – я люблю тебя.

Мишель кивнула, будто услышала то магическое слово, которого ожидала. Затем отступила на шаг, оказалась почти рядом с окном и попросила: «Закрой глаза, пожалуйста».

Майк колебался только секунду. Стоя с закрытыми глазами, он чувствовал запах соломы с соседнего чердака, запах свеже-оструганных бревен из гаража внизу и неуловимый, но настойчивый аромат шампуня и теплого душистого тела.

Послышался тихий шорох, и Мишель прошептала:

– Теперь можно.

Майк распахнул глаза и почувствовал, что его будто бы ударили в солнечное сплетение.

Мишель выскользнула из своего нарядного платья и теперь стояла перед ним в одном маленьком белом лифчике и крохотных трусиках. Майку казалось, что никогда в жизни он не видел столь отчетливо: бледная кожа плеч с едва заметными веснушками, округлость груди над полоской лифчика, длинные, заброшенные за спину рыжеватые волосы, светящийся нимб над головой, темная тень от ресниц, лежащая на щеках, – Майк чувствовал, что голова у него идет кругом, когда смотрел на ее округлые упругие бедра, узкие колени и тонкие лодыжки, которые все еще были обтянуты беленькими носочками.

Мишель переступила с ноги на ногу, и он увидел, как краска румянца разливается у нее по щекам и даже по шее. Ее шепот был едва слышен.

– Микки… я думала, что… мы могли бы… просто посмотреть друг на друга. – Она подошла так близко, что он легко мог бы обнять ее, если бы осмелился. Прохладной рукой она коснулась его щеки.

Теплое дыхание долетело до его лица, и Майк понял, что она еще что-то сказала.

Что? – Его голос прозвучал слишком громко.

– Я только сказала, – повторила она так же шепотом, – что если ты снимешь рубашку, то я тоже сниму кое-что.

Когда он стягивал рубашку через голову и потом бросал ее в угол, у него было такое чувство, что это делает не он. А просто он сам видит все происходящее в каком-то взрослом кино. Его руки обвились вокруг Мишель, и они оба невольно развернулись, так что стояли теперь лицом к окну. Темные переплеты рамы находились не больше чем в шести футах от Майка.

– Твоя очередь, – прошептал Майк.

Почему-то он был уверен, что девочка снимет носки, но вместо этого она завела одну руку за спину и движением, от женственной незнакомости которого у Майка занялось дыхание, что-то там расстегнула. Лифчик бесшумно упал на пол между ними.

Невольно Майк проводил его глазами, заметив, что глаза у Мишель почти закрыты и ресницы тихо подрагивают. Ее груди были белыми-пребелыми, розовые соски почти не отличались от ареола вокруг них.

Одной рукой Мишель прикрыла грудь, будто внезапно смутившись, и, чуть придвинувшись к Майку, подняла к нему лицо. С каким-то испугом, от которого даже закружилась голова, он понял, что она хочет поцеловать его, и что он должен будет поцеловать ее в ответ, и что губы у него стали сухими, как наждак.

Она тихо прижалась к его рту губами, затем чуть отклонилась назад, как будто чтобы взглянуть на него, и поцеловала его снова.