Лето придёт во сне. Запад

– Да, очень, – ответила я, но без особого энтузиазма. Совсем не этого ждала я сегодня от Дэна, не за этим подошла к нему, едва лишь друг появился на пороге.

А появлялся он нечасто.

Вместе с Яном, Игой, Михаилом Юрьевичем и другими здешними обитателями, Дэн почти всегда находился в отъездах, о цели которых мне не было известно. Мне пока ничего не было известно, кроме того, что я слышала в ответ на все свои вопросы – здесь безопасно. Остальные объяснения откладывались на потом. И ладно: я была готова мириться с любой неизвестностью, кроме одной – о своих родителях.

О родителях я помнила всегда, несмотря на всё то, что случилось и изменилось с момента нашей разлуки. Я помнила, кто я такая и откуда, а следовательно, никогда не забывала и о них. Но в тот переломный день, когда Яринка сообщила мне счастливую новость, я поняла, что увидеться с мамой и папой уже не чаяла. Их образы не потускнели в моей памяти, но были неразрывно связаны с прошлым, с тайгой, с Маслятами, неотделимы от всего этого. А тот факт, что никакой конкретной информации о них никто мне до сих пор не предоставил, лишь усиливал неверие в происходящее.

Конечно, я спрашивала! Я требовала и истерила! Но Яринка, чуть не плача, отвечала только, что не знает ничего, кроме уже сказанного, Дэн твердил то же самое. Ян, Ига, другие парни и девушки, то появляющиеся, то исчезающие в этом огромном доме, вообще не понимали, о ком я говорю. Оставался Михаил Юрьевич. Но он появлялся здесь от силы пару раз в неделю, запирался в своей комнате, а на мой скулёж под дверью отвечал лишь, что всему своё время, а пока мне должно хватить информации о том, что родители живы, здоровы и на свободе. Этой информации мне пока и хватало: ровно настолько, чтобы не сойти с ума от пытки неизвестностью.

Сегодня, ближе к ночи, из очередной отлучки вернулся Дэн, и я предприняла новую попытку что-то разузнать, пусть не о самих родителях, но хотя бы о том, когда Михаил Юрьевич собирается поговорить со мной о них. К моему удивлению, Дэн не попытался уйти от ответа, а шепнул: «Пойдём, я тебе кое-что покажу». Обрадованная, я поспешила за ним, думая, будто это «что-то» наконец станет ответом на мои вопросы. Но Дэн привёл меня на третий этаж, к узкой лестнице, по которой мы попали сначала на чердак, а потом на крышу, где теперь и сидели под круглой луной. И, пусть тут было чудесно, но я-то ожидала совсем другого!

– Только не поднимайся сюда одна, – попросил Дэн, по-прежнему сжимая мою руку. – Крыша бывает скользкой от дождя или от росы. И днём нельзя: лучше будет, чтобы соседи не видели посторонних людей.

– Дэн… – начала было я, но друг перебил:

– Подожди. Знаю, чего хочешь. Я потому и увёл тебя подальше от других, чтобы спокойно поговорить, чтобы никто не мешал.

– О чём поговорить? – я уже боялась надеяться.

– О твоих родителях. О том, где они и что нужно делать дальше.

У меня вырвался судорожный всхлип – одновременно облегчённый и обиженный.

– Но ты же говорил, что не знаешь!

– Я и не знал! – торопливо заверил Дэн. – Никто не знал, правда. У нас с информацией очень строго. Не потому, что не доверяем друг другу, а чтобы, если вдруг кто-то один попадётся, он не сумел выдать других. Поэтому всего я тебе не расскажу при всём желании, хоть сам тут уже два года. Среди наших самый осведомлённый – Михаил Юрьевич: вот он и велел мне поговорить с тобой о твоих родителях.

– Почему не сам? Я так долго просила!

– Ему виднее, – уклончиво ответил Дэн. – Да и разве я тебе не ближе, чем он?

– Ближе, конечно, – я почему-то смутилась. Покосилась на Дэна. Действительно ли мы близки? Дэн для меня значил очень много, но за те два года, что мы не виделись, он стал абстрактным: скорее идеей, чем человеком. Встретиться снова, конечно, оказалось счастьем, но это был уже другой Дэн. Этого Дэна я немного стеснялась – и не знала, сможем ли мы общаться просто и естественно, как раньше в приюте, когда вдвоём убегали в лес стрелять из рогаток.

Он поймал мой изучающий взгляд, и правильно его истолковав, грустно кивнул:

– Ты тоже очень изменилась. Повзрослела. И вообще… – он сделал неопределённый жест рукой, но продолжать не стал.

– Что вообще? – не сдержала я любопытства.

Дэн жалобно поморщился.

– У тебя будто что-то отняли. Вроде это и ты, но уже не такая. Не цельная. Не знаю, как объяснить, но ты будто лишь чёрно-белая ксерокопия прежней Дайки.

Я задумалась над словами друга. Уж не мою ли утерянную в Оазисе девственность он имеет в виду? Да ну, ерунда, Дэн не настолько консервативен, чтобы придавать этому значение. Но что ещё у меня могли там отнять? Веру в лучшее будущее? Волю к борьбе? Нет: если бы я утеряла веру и волю, то, скорее всего, давно бы уже составляла компанию рыбохвостым девам из Русалкиной ямы. Может, я просто уже не такая весёлая и беззаботная, как в приюте? Хотя не припомню, чтобы я и там отличалась особым весельем или беззаботностью.

Решив подумать об этом позже, я снова внимательно посмотрела на Дэна.

– А ты такой же. В смысле, что не копия, настоящий. Только вырос и красивый стал.