Лето придёт во сне. Запад

– Здесь нельзя долго оставаться, – Дэн сказал это вроде бы для всех, но больше всего – для Белёсого, который уже пристраивал рюкзак под голову, явно намереваясь прилечь, как будто до этого не належался в поезде.

– Да легко, – Белёсый всё-таки лёг. – Как только скажешь, куда идти и что делать, так сразу двинем, командир.

Слово «командир» прозвучало откровенно издевательски, и Дэн беспомощно прикусил губу, потому что куда идти и что делать, он не знал, как не знал этого никто из нас.

Снаружи раздался приглушённый ливнем вскрик тепловоза, а за ним – рокот двигателя. Сквозь годами покрывавшиеся пылью стёкла вокзала ничего не было видно, но этого и не понадобилось, чтобы понять: поезд, доставивший нас сюда, отбывает назад, в сторону Москвы. Мы молчали, замерев, пока всё убыстряющийся перестук колёс не растворился в шуме дождя. Потом Ян растерянно пробормотал:

– Ничего не понятно… кроме нас здесь никто не сошёл, так зачем нужно было гнать состав в такую даль? Кто всем этим заправляет? Где люди, которые обслуживают пути? Тысячи километров железной дороги – и никого вокруг! Всё давно должно было заржаветь и выйти из строя.

– Значит, кто-то обслуживает, – пожал плечами Белёсый. – Вы ещё не поняли, что простой народ у нас ни хрена ни о чём не знает? Я не удивлюсь, если окажется, что и Китай на месте.

Все снова притихли, будто ожидая услышать неподалёку шум густонаселённого Китая, но вокруг по-прежнему не раздавалось ни звука, кроме шороха падающих снаружи капель. Я знала: надо что-то сказать, ведь это именно я там, в поезде, в минуту общего отчаяния, решила за всех, что мы следуем по прежнему маршруту и пытаемся, несмотря ни на что, выполнить свою задачу. Ну вот мы здесь, и?

Чтобы хоть чем-то заполнить гнетущую тишину и отогнать растущее в ней напряжение, я скинула с плеч рюкзак и зашарила в нём, стараясь издавать как можно больше шума. Как и ожидалось, Дэн спросил:

– Что ты ищешь?

– Телефон, – преувеличенно бодрым тоном во всеуслышание отозвалась я. – Думаю, нужно включить его, походить по вокзалу и вокруг – вдруг где-нибудь здесь ловит сеть?

– Не ловит!

Этот голос, глухой и старческий, долетел со стороны, заставив нас вздрогнуть, а Белёсого – рывком сесть, чуть не свалившись на пол. От неприметной двери в углу зала в нашу сторону двигалась чуть сгорбленная фигура. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы узнать её, и ещё несколько – чтобы поверить своим глазам. Потому что уж где-где, а здесь никак не могло оказаться Дульсинеи Тарасовны, старой матери Юрия Михайловича, ехидной бабки из Красноярска, оставшегося в трёх тысячах километрах к западу.

– Да ладно… – в полной растерянности протянула Яринка, а Белёсый, почему-то с великой досадой в голосе, вопросил в пустоту:

– Твою налево… она что, за поездом бежала?!

Старуха услышала и, оценив не то неуклюжий юмор бывшего охранника, не то сам комизм ситуации, издала сухой смешок.

– Не ждали, голуби? А баба Дуся тут как тут! Плохие новости вам принесла. Небось, думаете: чего Мишка не позвонил?

Она остановилась посреди зала и подождала, пока мы все, даже послушно поднявшийся с кресла Белёсый, приблизимся к ней, виновато потупив глаза, словно провинившиеся школьники. Дульсинея Тарасовна хотела услышать ответ на свой вопрос, но с ответом никто не спешил: мы уже знали, что её сына арестовали в Москве и, учитывая совокупность обвинений, скорее всего приговорят к высшей мере. Белёсый и Дэн, два негласных претендента на лидерство в нашем маленьком отряде, неприязненно переглянулись, наверняка ожидая первого шага друг от друга, но я опередила их обоих.

– Нам уже сказали про Михаила Юрьевича. Так это правда?

Дульсинея Тарасовна неуловимо преобразилась. Только что перед нами стояла насмешливая, острая на язык, но вполне безобидная бабулька, и вдруг, в один момент, она превратилась в насторожившуюся хищницу: ноздри раздулись, глаза сузились, правая рука нырнула под свободно свисавшую с плеч бахрому платка.

– Кто мог вам это сказать? – голос зазвучал резко, но удивительно чисто, как у молодой женщины.

На этот раз переглянулись все: никто не хотел рассказывать, что отец нашего друга, скорее всего, оказался причиной беды, случившейся в Москве. И тогда Ян взял это на себя, в несколько предложений сумев объяснить щекотливость ситуации и свою не самую почётную роль во всём этом.

Дульсинея Тарасовна снова превратилась в старуху. Устало сгорбив плечи, дошла до ряда кресел и тяжело опустилась в одно из них. Она не сказала Яну ни одного резкого слова, не стала ни в чём обвинять, но с этой секунды больше не замечала виноватого рыжеволосого парня, словно его среди нас и не было.

– Мы не знаем, почему это случилось! – с вызовом сказала Яринка, когда молчание затянулось. – Может, отец Яна здесь не при чём! Михаил Юрьевич и все остальные уехали из того дома сразу после нас, и Бурхаев не мог знать куда!

– Этого и не нужно было знать, – глухо ответила Дульсинея Тарасовна. – Достаточно знать Мишку. А найти его труда не составит, лицо известное.